Вэнс Палмер - 40 австралийских новелл

Ходили слухи, что ночью она перебирается через ручей и шныряет по задворкам, воруя белье с веревок; люди говорили, что в темноте она видит лучше, чем днем. И если хозяйка вдруг недосчитывалась простыни или у кого‑нибудь пропадала курица, то все считали это делом рук миссис Слейтер.

Никто, в сущности, не мог сказать, сколько человек в семье Слейтеров. Да это, собственно, была и не семья, а целое племя, причем родичи у них были самые разнообразные. То неизвестно откуда появлялась девушка и, прожив у них месяц — другой, снова исчезала, обычно подбросив им ребенка; то приходили и уходили какие‑то подозрительные старики и старухи. А то вдруг откуда‑то брались двое мальчишек — тощие долговязые подростки; эти обычно являлись незадолго до рождества и снова пропадали с наступлением дождей. Летом им легко было затеряться в толпе отдыхающих. Иногда мальчишки переходили ручей и слонялись по пляжу, глазея на весело пестреющие яркие купальные костюмы, на стройных девушек спортивного вида, на спасательные лодки, на резиновых надувных зверюшек; но чаще всего они держались в стороне — били уток в верховьях ручья или охотились с собаками в лесах. В общем в летние месяцы Слейтеры старались как можно реже попадаться людям на глаза — больше отсиживались в зарослях кустарника. Все, кроме Рози. Рози вовсе не чувствовала себя отверженной.

Для нее летний сезон был самый горячий в году — в эту пору Кафферти брали ее помогать в лавку, и она хлопотала с раннего утра до поздней ночи — следила за плитой в кухне или носилась верхом по всему побережью, развозя заказы. Сущий бесенок, а не девчонка: кожа смуглая, золотистая, как медь, глаза — черносливины, а заливается словно колокольчик. Просто не верилось, что она оттуда, из этого крольчатника за ручьем, что она ест руками и спит, не раздеваясь, на одной подстилке с собаками. Она скакала без седла, с распущенными волосами, и посторонним казалась вольной морской птицей — так летала она от одного домика к другому, крепко впиваясь пятками в бока пони и спрыгивая на всем скаку перед самыми воротами.

Изумленно глядели приезжие ей вслед, 'Когда, получив очередной заказ, она вскакивала на своего пони и исчезала за поворотом.

— Силы небесные! Откуда ока взялась, эта девочка?

Но никому не хотелось объяснять, что она оттуда, из этого грязного становища за ручьем. Ради самой же Рози все предпочитали умалчивать о ее происхождении и вместо того рассказывали историю серебристого дуба. А история эта делала честь не только Рози, но и всему городку. Произошла она, когда Рози было лет восемь. Как‑то раз, возвращаясь из школы вместе с другими ребятишками, Рози остановилась у ветхого причала посмотреть, как подойдет торговый пароход. Течение здесь было спокойное, но берега круто обрывались вниз — футов на десять — двенадцать.

Стоя на краю причала, можно было разглядеть глубоко внизу темные пятна водорослей, ржавые обрывки якорной цепи и полоски гладкого, светлого песка, над которыми, словно тени, проплывали мерланы. Хорошее место для плавания, если бы не акулы: обычно они устраивали здесь сборища в ожидании кефали, которую гнал сюда прилив.

Но когда маленький Боб Кафферти перевернулся на своей лодке, Рози даже акул не побоялась. Увидела, что мальчик борется с течением ярдах в ста от берега, и тут же, словно баклан, ринулась в воду прямо в чем была. Даже комбинезона не сбросила. Боб был постарше Рози года на два, но плавал плохо и сразу растерялся. Чуть не задушил ее, пока она вытаскивала его на берег; потом «скорой помощи» пришлось добрый час повозиться, чтобы привести их в чувство.

Но это еще не все. Надо рассказать о том, какие разгорелись споры, когда стали думать, как лучше всего познагра — дить Рози. Деньгами? Собрали было фунтов двадцать — тридцать, но начальница школы была против того, чтобы отдавать их матери Рози. Все равно, твердила она, старуха растратит их на табак или пропьет; а потом еще, чего доброго, снова явятся эти невозможные старшие сестры и тоже захотят поживиться. Да и вообще как‑то пошло вознаграждать за такой высокий поступок деньгами. И не лучше ли посадить по этому случаю дерево на большом пустыре между лавкой и причалом? Дерево с аккуратной оградой или даже с металлической дощечкой. Оно всегда будет для Рози предметом гордости и, пожалуй, поможет ей, ну, так сказать, не сбиться с пути.

И вот посадили серебристый дуб, обнесли его оградой, чтобы не затоптали коровы. Дерево Рози! Но вырванный из родной чащи и пересаженный на открытое место, дубок принимался плохо. Деревья вообще плохо растут на этой равнине. Всю зиму ее продувают юго — восточные ветры, порой с залива налетает тончайшая водяная пыль, и зелень никнет, покрываясь соляным налетом. Когда серебристый дубок расцвел впервые, цветков было совсем мало, да и то распустились они только с одной стороны. И все‑таки он был для Рози тайной опорой, он давал ей известное положение в городке.

Все детство ее было связано с этим деревцом, которое в конце концов прижилось на голой равнине. Разве без этого хватило бы у нее духу так независимо держаться с другими девочками, а когда они удивлялись, что у нее нет с собой завтрака, со смехом объяснять им, что она второпях позабыла его на буфете? Они угощали ее, и ничто не омрачало удовольствия, с которым она поедала их сандвичи с мясом н горчицей, а иногда и с семгой. И потом, если бы не дерево, разве набралась бы она смелости попросить миссис Кафферти, чтобы та поручила ей развозить заказы?

— Бобу ездить неохота, миссис Кафферти. Ему бы только на байдарке ходить. А если он седло жалеет, как бы я не сбила, то мне седла не надо. Обойдусь и так.

Отношения с Бобом у нее были сложные. Этот флегматичный юнец, косолапый и косоглазый, не выносил, когда его дразнили из‑за Рози, и всячески избегал ее. Не так‑то приятно сознавать, что тебя вытащила из воды девчонка, да к тому же цветная. Он поднял целую бучу — ни за что не хотел, чтобы она ездила на его пони — и некоторое время сам усердно развозил заказы.

Но когда он уехал в большой город, где устроился на складе, Рози взяли в лавку на постоянную работу. Она быстро освоилась с делом — не только аккуратно заносила все заказы в книгу, но и сама доставляла их; знала наперечет все, что есть в лавке, и могла с точностью до последней банки сельдей сказать, что привезет следующий пароход. Пока сна была в лавке, Кафферти мог спокойно возиться, с бобами на огородике за домом, а жена его, добродушная грязнуха, — мирно похрапывать у себя наверху.

Каким заманчивым представлялось Рози ее будущее, когда она стояла у прилавка, отвешивая рыбакам чай и муку и перекидываясь с ними острым словцом, а по вечерам спешила домой с продуктами, купленными на заработанные деньги! «Маленькая Рози»! Казалось, в душе у нее постоянно журчит ручеек смеха. Ее улыбку за полмили видно, говорили люди.