Феликс Кандель - Коридор

На курсе‚ где училась Рита‚ было мало девочек. Факультет считался мужским‚ и девочки туда не шли. Десяток девочек был на их курсе‚ и они установили по факультету абсолютный рекорд‚ потому что на старших курсах их было по пять‚ по три и даже одна. Эта одна считалась у них универсалом. Вернее‚ она не была универсалом‚ но заставили обстоятельства. На всех соревнованиях и смотрах‚ где требовалось участие женщин‚ она бегала‚ прыгала‚ метала‚ толкала‚ ныряла‚ пела и танцевала. Она не могла создать только волейбольную команду и провести эстафету четыре по сто метров. Всё остальное она делала, а с приходом десятка девочек можно было создавать что угодно‚ даже девичий хоровод. Весь курс, весь мужской факультет неослабно следил за Ритой Колчиной‚ все институтские годы прошли под внимательными взглядами‚ и это придало театральность ее поведению‚ машинальную театральность позы‚ движения‚ речи‚ будто всегда под взглядами сотен зрителей. И если рядом не было зрителей‚ она сама смотрела на себя со стороны.

Когда Рита пришла на завод‚ сразу же оказалось‚ что плохим инженером так же плохо быть‚ как и плохим актером. Она попала в мир техники‚ к которому не имела никакого отношения‚ да и не должна была‚ наверно‚ его иметь. Ее пугали вызовы в цех‚ шум‚ который не перекричишь‚ грязь‚ от которой не спасешься‚ колючие спирали стружек и неуклюжие железки‚ которые так красиво выглядели когда-то на чертежах‚ нравились ей и подтверждали правильность выбранной профессии. И потом на заводе она мгновенно‚ без длительного примиряющего перехода‚ превратилась из премьера в рядового инженера‚ ушло сценическое обаяние‚ обаяние издалека‚ но остались ранние морщинки‚ прыщик на носу‚ прочие бытовые мелочи‚ не дающие права на исключительность. А главное‚ осталась театральность‚ неистребимая наигранность‚ которая среди чертежных досок и разговоров о зарплате выглядит неуместной. Все девочки с их курса давно уже замужем‚ с детьми‚ с разводами и любовниками‚ – словом‚ идет нормальная жизнь‚ – а она до сих пор одна‚ отпугнув в институте скромных‚ привлекая нахальных‚ которые‚ в свою очередь‚ отпугивали ее. И хотя ребятам‚ ее друзьям‚ всего по двадцать шесть лет‚ ей‚ женщине‚ уже двадцать шесть. Недавно Рита Колчина начала курить‚ и это ей тоже не идет. Ей многое не идет в жизни‚ так же‚ как многое шло на сцене.

– Мальчики‚ – тоскливо говорит Рита‚ – а мальчики... Может‚ подадим заявления?

– И что? – лениво спрашивает Саша Терновский.

– Там видно будет.

– А если не будет?

Отношения у Саши с Ритой сложные‚ нахально-иронические. Так он выделяет женщин‚ которые ему нравятся. Это Саша подговорил ребят‚ и они‚ незваные‚ пришли к Рите в гости‚ принесли пол-литра‚ шумели‚ через силу говорили пошлости. А у Риты чинная мама‚ везде скатерти‚ салфеточки‚ фарфор и хрусталь‚ фотографии единственной дочки в разных ролях. Мама напоила их чаем с кексом‚ а они попросили жареной картошки. Выпили пол-литра‚ огляделись‚ свернули голову подарочному пингвину с ликером. Пили приторный ликер‚ заедали жареной картошкой. Рита бледнела от злости и обиды. Потом закурили‚ развалились на диване‚ и, не выдержав собственного хамства‚ стали прощаться. "Спасибо‚ что зашли"‚ – сказала Рита. "Нам спасибо не надо‚ – ухарски ответил Саша. – Нам бы деньгами..." Она протянула рубль. Он взял. Она пошла их провожать‚ и они напоследок вываляли ее в снегу. Обиды было на месяц. А чинной маме ребята понравились. "Смешные какие... Даже притворяться не умеют". И вздохнула. Внуков хотела мама‚ внуков...

– Братцы‚ – предлагает Костя Хоботков. – А не взять ли еще по кружечке?

Берут еще по кружечке‚ наливаются молоком по горло. Сидят‚ развалившись‚ на металлических стульях с тонкими ножками‚ лениво двигают по пластмассовому покрытию тяжелые‚ толстого стекла кружки. Грохает молот в кузнечном цехе‚ звякают стекла‚ подрагивает молоко на донышке.

– Какая погода пропадает!..

5

На выпускных экзаменах в школе Костя Хоботков писал сочинение на вольную тему: "Образ молодого советского человека великой Сталинской эпохи". Привели их в актовый зал‚ усадили по одному‚ выдали чистые листы с печатью школы‚ следили неотрывно‚ в туалет выпускали тоже по очереди‚ чтобы‚ не дай Бог‚ не обманули учителей‚ не списали друг у друга‚ не подсунули тайком заранее приготовленное. От этих молодых всего можно ожидать! Костя исписал кучу страниц о молодом человеке великой эпохи‚ приводил примеры‚ цитировал‚ долго думал над концовкой, пока не подсмотрел у соседа спереди: "И если потребуется‚ если будет нужно‚ я‚ как и все..." Вяло боролся с искушением‚ хотел придумать что-нибудь свое‚ или хотя бы то же самое‚ но другими словами‚ а потом махнул рукой и решительно‚ слово в слово‚ списал у соседа: "И если потребуется‚ если будет нужно‚ я‚ как и все..." Сдал листы‚ побежал в кино‚ выбросил из головы всё сочинение.

Во время экзаменов неожиданно умер Иван Егорыч‚ директор школы. Пришел с очередной проработки‚ с очередного привычно-надоедливого напоминания о великих задачах‚ усталый‚ голодный‚ прокуренный. Разогрел еду себе и больной жене‚ наелся‚ наглотался – к сердцу подступило‚ помыл посуду‚ прибрал в комнате‚ накричал на легкомысленную‚ неизвестно с кем шлявшуюся дочку‚ лег с газетой на диван‚ часто-часто задышал и умер. Хоронили его торжественно‚ говорили речи‚ плакали‚ гроб под музыку обносили вокруг школы‚ – "Зачем они играют на похоронах? Только мучают живых..." – процессия из учеников и учителей растянулась на километр до Ваганьковского кладбища‚ впереди на красных подушечках несли медали "За оборону Москвы" и "За доблестный труд в Великой Отечественной войне"‚ а директора соседних школ пристально вглядывались в этот торжественно-формальный ритуал.

На выпускном вечере ребята пили‚ курили в открытую‚ ночью пошли по Арбату‚ по бульварам‚ на Красную площадь‚ пели на всю улицу: "Под городом Горьким‚ где ясные зорьки..." И Ольга Матвеевна‚ немка‚ ходила вместе со всеми и тоже пела‚ бойко стучала каблучками‚ задорно потряхивала кудряшками перманента. Под утро они проводили ее домой‚ весь класс поцеловался с ней у подъезда‚ а Колька Борисенко два раза‚ и из окна дома им улыбался муж Ольги Матвеевны‚ герой войны. Через час они вернулись‚ прокричали под окнами: "Сказочку! Ска-зоч-ку!.." – и Ольга Матвеевна выглянула смущенная‚ с растрепанными волосами‚ в наспех запахнутом тесном‚ обольстительном халатике‚ за ее спиной из глубины комнаты недовольно бурчал муж‚ – и ребята тихонько удалились‚ сразу догадавшись‚ что на этом их отношения закончились и целоваться с ней больше не придется. Они разошлись по домам‚ разошлись по институтам‚ и после школы с ее маленькими‚ привычными классами было особенно неуютно в огромной аудитории‚ где Костя Хоботков писал сочинение. "Пишите поменьше‚ – посоветовал преподаватель. – Главное‚ чтобы ошибок не было".