Алехо Карпентьер - Превратности метода

Едва я успел воткнуть в петлицу гардению, как Сильвестр доложил мне о визите Именитого Академика — академика хотя и избранного на последних выборах, но непонятно зачем оказавшегося под сенью академического Купола, ибо еще совсем недавно он величал Сорок Бессмертных [25] Сорок Бессмертных — речь идет в данном случае о сорока членах французской Академии литературы. «замшелыми мумиями в треуголках, дряхлыми повивальными бабками Словаря, который так отстает от языковой эволюции, что любой Малый Лярусс [26] Малый Лярусс — имеется в виду популярный однотомный энциклопедический словарь «Малый иллюстрированный Лярусс», впервые вышедший в 1906 году в Париже. домашнего обихода полезнее его во сто крат». Перальта прячет бутылку рома «Санта-Инес», и мы приветствуем этого скромного и талантливого ученого мужа, который входит и садится туда, где солнечный луч, пронзив взметнувшуюся пыль, воспламеняет красную розетку Почетного легиона у него на груди. Наверху Офелия продолжает старательно очищать от никчемных бемолей пассажи из пьесы «К Элизе», но все же спотыкается на каждом шагу. «Бетховен», — говорит Именитый Академик, указуя пальцем вверх, словно сообщая нам важную новость. И без стеснения, как и подобает тому, для кого всегда открыты двери моего дома, начинает листать книги, только что принесенные моим секретарем. «Атеизм» Ле Дантека [27] Cочинение французского биолога-материалиста Феликса Александра Ле Дантека, изданное в 1906 году. . Хорошо. Серьезное чтение. «Ученик» Бурже [28] Роман французского писателя Поля Бурже (1852–1935), поднявшего в этом произведении вопрос о нравственной ответственности философов (опубликован в 1889 году). . Неплохо, но нам не следует подражать немецким emmerdeurs [29] Поганцам (фр.). с их манией сваливать философствование и романтичность в одну кучу. Анатоль Франс: способности, конечно, есть, но за пределами Франции захвален чрезмерно. А кроме того, его упорный скептицизм ни к чему не приводит… «Шантеклер» [30] «Шантеклер» — популярная в 1910–1911 годах аллегорическая пьеса французского драматурга и поэта Эдмона Ростана (1868–1918), действие которой происходит на птичьем дворе; главный персонаж — петух Шантеклер. — удивительная вещь. Успех и провал. Гениальная смелость, обреченная на неудачу, но навсегда вошедшая в историю театра как эксперимент, единственный в своем роде. И он декламирует: «O Soleil! Toi sans qui les choses. Ne seraient pas ce qu’elles sont…» [31] О, солнце! Без тебя не стало б в мира жизни, не стало б мира самого. (Перевод Т. Щепкиной-Куперник.) (Академик и не подозревает, что вот уже который год десятки тысяч борделей и ночных заведений низшего пошиба носят в Америке название «Шантеклер»…) Он иронически, хотя и добродушно, хмыкает при виде антиклерикального памфлета Лео Таксиля [32] Имеется в виду одно из сатирических сочинений против церкви, написанных французским журналистом Лео Таксилем в 80-е годы XIX века. , но корчит явно недовольную гримасу, узрев «Мосье Фока» Жана Лоррена [33] Жан Лоррен (наст. имя Поль Дюваль), автор романа «Мосье де Фока» (1901), написанного в русле литературы декаданса. . Ему, наверное, и невдомек, что Оллендорф, его собственный издатель, наводнил книжные лавки нашего континента этим романом (в переводе на испанский), разрекламированным в качестве несравненного образца французского гения и украшенным цветистой обложкой, с которой обнаженная Астарта — творение Дюпюи — до сих пор тревожит сон наших школяров…

А теперь он заговорщически ухмыляется, наткнувшись на «The sexual life of Robinson Cruosoe» [34] Сексуальная жизнь Робинзона Крузо» (англ.). и «Les fastes de Lesbos» [35] Увеселения на Лесбосе» (фр.). — книжки анонимных авторов (три звездочки), но с обилием иллюстраций, купленные мною вчера в специализированном магазине на Рю де ла Люн. «Это чтиво мосье Перальты», — говорю я, смалодушничав. И наш друг, приняв самый серьезный вид, принимается назидательным тоном, который хорошо нам знаком — Перальте и мне, — читать лекцию по литературе, стараясь убедить нас, что большую, великую литературу Франции не знают в наших странах. Это хорошо, что все мы преклоняемся перед Бодлером, почивающим не на лаврах, а под унылой каменной плитой на кладбище Монпарнаса, но следовало бы также читать Леона Дьеркса, Альбера Самена, Анри де Репье, Мориса Роллина, Реме Вивьен.

И — Мореаса, прежде всего Мореаса [36] Мореас, Жан (наст, имя Яннис Пападиамандопулос, 1856–1910) — французский поэт-символист, введший в литературное обращение термин «символизм» в своем «Манифесте символизма» (1886). В 90-е годы примкнул к модернизму. . (Меня так и подмывало рассказать ему, как несколько лет назад в кафе «Вашетт» я был представлен Мореасу и как тот набросился на меня с обвинением, будто это я лично расстрелял Максимилиана [37] Австрийский эрцгерцог Франц Иосиф Максимилиан Габсбург во время французской оккупации части территории Мексики (1864) был возведен Наполеном III на мексиканский престол; после вывода оккупационных войск из страны был взят в плен повстанческим войском Б. Хуареса и 19 июня 1867 года расстрелян у Серро де лас Кампанас. , пропуская мимо ушей все мои объяснения, что я был тогда младенцем и не мог находиться в тот день у Серро де лас Кампанас… «Vovo etes tous des sauvages» [38] Вы все дикари (фр.). — твердил поэт, и в его голосе слышалась неподдельная горечь…).

Наш друг высказывает сожаление, что Гюго, старик Гюго все еще пользуется огромной популярностью в наших странах. Он знает, что там даже рабочие табачных фабрик, которых скучная жизнь делает заядлыми почитателями литературы, питают особое пристрастие к «Отверженным» и «Собору Парижской богоматери», в то время как «Молитва за всех» («naive connerie», [39] Наивная дрянь (фр.). — добавляет он) в особом ходу на поэтических вечерах. И происходит это, по его мнению, потому, что мы не проникнуты картезианским духом [40] Имя Рене Декарта по-латыни — Картезиус. (ну еще бы — ведь в «Рассуждении о методе» не цветут цветы-хищники, не порхают туканы, не свирепствуют бури…) и приходим в дикий восторг от дешевого красноречия, от пафоса, от ораторской велеречивости под грохот романтических фанфар… Я немного шокирован — он этого не замечает — подобным его мнением, которое опровергает мое понимание основ риторики (ибо речи лишь тогда волнуют нас, если они пышны, звучны, умело закручены, по цицероновски великолепны, полны сочных образов, разящих эпитетов и завершаются крещендо). Чтобы переменить тему, я протягиваю руку к ценнейшему, роскошному изданию — «Моление на Акрополе» Ренана [41] «Моление на Акрополе» — небольшая часть книги французского историка, филолога-востоковеда и писателя Эрнеста Ренара (1823–1892) «Воспоминания детства и юности» (1883). — с иллюстрациями Кабанеля. «Quelle horreur!» [42] Какой ужас! (фр.). — восклицает Именитый Академик и морщится. Я говорю, что отрывок из этого произведения включен во многие учебники по литературе для французских студентов. «Мое отвращение к сему — плод моего светского образования», — поясняет гость и клеймит подобную прозу термином «amphigourique» [43] Бессмысленный, вздорный (фр.). , добавляя, что она претенциозна, многословна, до смешного напичкана ученостью и никчемными эллинизмами. Нет.