Андрей Шляхов - Приемное отделение

— А если бы вас коснулось, то тоже был бы принцип? — интересовался Арутюнов.

— Тоже, — пряча глаза, отвечали ему. — Принцип есть принцип.

Арутюнов разворачивался и уходил. И только у доктора Боткина нашел он понимание. Боткин не только подписал злосчастное, игнорируемое всеми письмо, но и сделал приписку от себя, рассказав о том, как сложно теперь стало с консультациями ЛОР-врача в «выездные» дни, не дозовешься, не дождешься. Если Арутюнов считал виновником случившегося главного врача (и совершенно справедливо считал), то Алексей Иванович не мог поверить в такое «вредительство» по отношению к своей же больнице. Не мог главный врач поступить так по собственному желанию, ну никак не мог. Это его сверху вынудили, не подумав о последствиях.

— Ничего, — говорил он, — прочитают, поймут и исправят. Сделают все, как было…

Вместо респекта за сокращение ставок Александр Брониславович получил от начальства очередной нагоняй.

— Вы там экономьте без волюнтаризма, — сказали ему. — Если руки чешутся кого-нибудь сократить, начните со своих заместителей.

Совет был сугубо риторическим, но с подтекстом. Ставку выездного ЛОР-консультанта пришлось восстановить. Арутюнов, несмотря на формальную победу, почувствовал, что отношение начальства к нему резко изменилось с нейтрально-равнодушного на откровенно враждебное, и немедленно уволился по собственному желанию. Алексей Иванович ничего такого не почувствовал, напротив, ходил довольный тем, что помог людям — и коллегам, и начальству, и пациентам, которые во всей этой истории страдали больше всего.

— Видеть я этого Боткина не могу! — сказал Виктории Васильевне главный врач. — Сразу трясти начинает мелкой дрожью.

Виктория Васильевна взглядом, без слов, дала понять, что испытывает по отношению к Алексею Ивановичу схожие чувства.

— Бедоносец какой-то… Непотопляемый бедоносец… В общем, так, Виктория Васильевна, вы его на работу приняли, вам от него и избавляться. Как хотите, так и избавляйтесь, только чтобы без проблем для нас с вами. И не тяните резину, а то он останется, а нас уже не будет. Вы меня поняли?

Виктория Васильевна молча кивнула.

— Имеются какие-то мысли по этому поводу?

Виктория Васильевна снова кивнула. Мысли имелись. «Беспроблемный» вариант был всего один — спихнуть бедоносца в другое учреждение, да так, чтобы он с радостью туда ушел. А «с радостью» означает «на повышение», то есть на заведование отделением.

История с троянским конем повторялась в разных вариантах, повторяется и будет повторяться. Вечная тема.

«Приманка должна быть роскошной», — говорил дед Виктории Васильевны, заряжая мышеловку добрым куском колбасы. Бабка ворчала, что можно и полстолько от полстолька, но дед ее не слушал.

Если хорошо поискать, то всегда найдешь то, что нужно. В двухсоткоечную медсанчасть агонизирующего не первый год, но все каким-то чудом держащегося на плаву Кузьминского механического завода с весны требовался заведующий терапевтическим отделением. Условия вроде бы были неплохими, отсутствие городских надбавок компенсировалось гарантированной (даже при наличии выговоров) премией в размере оклада, еще кое-какими ведомственными «плюшками», имелись и возможности легальных подработок, так как медсанчасть широко оказывала платные услуги, чем, собственно, и жила, но никто из желающих заведовать не задерживался на своем месте дольше недели. Виной тому был главный врач медсанчасти, ревностный поклонник зеленого змия. Если начальник только и делает, что бухает, в его учреждении порядка не будет. Всего того, что в других больницах делается как бы само собой, в рамках установленного порядка, в медсанчасти приходилось добиваться. С надрывом, с просьбами, переходящими в мольбы, со скандалами. Анализы терялись в лаборатории, рентгенснимки исчезали где-то на полпути между рентгенкабинетом и ординаторскими, консультанты забывали о назначенных консультациях, медсестры путались в назначениях, пациенты постоянно жаловались, платные не просто жаловались, но и требовали вернуть уплаченные деньги. Главный врач считал, что за все должны отвечать заведующие отделениями, и чуть ли не ежедневно делал им внушения. Грубоватые, если не сказать, оскорбительные. Фамилия у главного врача, кстати говоря, была Бешенков.

Те, кто заведовал давно, как-то притерпелись, выработали иммунитет. Новички ужасались и сваливали куда глаза глядят. Главный врач медсанчасти когда-то учился на одном курсе с Викторией Васильевной. Недавно он звонил ей и интересовался, нет ли на примете «добросовестного, трудолюбивого и не гоношистого» кандидата в заведующие терапией. Тогда Виктория Васильевна ответила, что вроде бы никого подходящего на примете нет, а сейчас надумала соблазнить заведованием Боткина. На словах-то все звучало крайне привлекательно…

— Небольшая ведомственная клиника, оказывающая платные услуги… — соблазняла Виктория Васильевна. — Никаких бомжей и маргиналов, никакой суеты, никакой нервотрепки… Заведовать терапией в такой клинике очень престижно…

Алексей Иванович слушал не перебивая, только кивал согласно. «Клюнул!» — обрадовалась Виктория Васильевна, забыв народную мудрость, советующую не говорить «гоп» раньше времени.

— Скажу честно, — Виктория Васильевна положила правую руку на грудь, что в ее понимании должно было обозначать высшую форму доверительной искренности, — мало кого я могла бы рекомендовать на этот пост в такую клинику, но вас, Алексей Иванович, могу! Главный врач медсанчасти мой старинный приятель…

Боткин интенсивно затряс головой, словно отгоняя какое-то наваждение.

— Что такое?! — обеспокоилась Виктория Васильевна. — Вам плохо, Алексей Иванович?

Однажды кандидат в доктора, то есть врач, пришедший устраиваться на работу, устроил в кабинете Виктории Васильевны эпилептический припадок. Тоже так вот потряс головой, потом запрокинул ее, закатил глаза, открыл рот, как-то страшно, пугающе захрипел, потом свалился на пол и начал биться в судорогах. Кстати говоря — без пены у рта, этого вечного кинематографического атрибута эпилептического припадка. Сказать, что Виктория Васильевна тогда перепугалась, означает не сказать ничего. Сама от неожиданности чуть в обморок не упала. Зато посмотрела большой эпиприпадок, первый и, как очень надеялась, последний раз в жизни. Надо сказать, что далеко не всякому врачу удается увидеть эпилептический припадок. Подавляющее большинство имеет дело с больными уже по завершении припадка. А тут на тебе — такая классическая картина, слово в слово по учебнику. Виктория Васильевна вспомнила, и ее передернуло.