Кэрол Дринкуотер - Оливковая ферма

Как-то вечером после одиннадцати часов езды по проселочным дорогам в машине без амортизатора я, едва волоча ноги, возвращаюсь в отель. Дежурная передает мне записку, оставленную еще утром: Мишель просит срочно с ним связаться. С трудом дозвонившись — международная связь тут работает из рук вон плохо, — я слышу его голос и сразу же понимаю, что меня ждут плохие новости.

— Англичане отказались от участия, — сообщает он, и я даже не удивляюсь.

— Почему? — только и удается выдавить мне.

— У них там какие-то перестройки на канале. И, кажется, Гарольда собираются отправить на пенсию.

— Бедный Гарольд, — вздыхаю я, еще не до конца понимая, чем все это нам грозит.

Мишель уже давно привык к подобным кризисам в кинопроизводстве. Актеров, если только они не вложили в фильм собственные деньги, они обычно не касаются. Тем более пугает меня этот новый поворот событий.

— И что теперь? — спрашиваю я, немного справившись с шоком.

Мишель долго молчит, и я слышу только потрескивание в трубке.

— Я сегодня совещался с немцами и французами, — говорит он наконец, — и они согласны ускорить перевод своей доли. Нас это, конечно, не спасет, но хотя бы пока мы можем продолжать работу и платить людям. Завтра я прилетаю в Варшаву и буду разговаривать с Агнессой.

Агнесса возглавляет драматическую редакцию на государственном телевидении. Вот, кстати, еще один польский сюрприз — женщины занимают здесь очень серьезные должности. Я рада, что завтра прилетает Мишель, хотя меня и огорчает причина, заставляющая его это делать. Мы прощаемся, и у него такой усталый голос, словно ему тысяча лет. Ночью я опять почти не сплю.

Вечером я встречаюсь с Мишелем и исполнительным продюсером в баре отеля, и они сообщают мне, что переговоры с польской стороной прошли довольно удачно. Полякам нравится наш проект, и они готовы удвоить свою долю в его финансировании. Я по наивности радуюсь и уже считаю, что все наши проблемы решены, но Мишель мягко объясняет мне, что, поскольку Польша не очень богатое государство и ее валюта не конвертируется, свою долю они предлагают выплатить, так сказать, «натурой». Я ничего не понимаю.

— Это означает, что поляки готовы предоставить нам благоприятные условия здесь, в Польше: отели, аппаратуру, технический персонал, еду…

Я по-прежнему не совсем понимаю, чем все это может обернуться для нас, но, судя по лицам мужчин, перспективы не слишком радужные.

— Такие вещи нас, актрис, обычно не касаются. Мы зубрим роль, переодеваемся в костюм, и нас везут на съемки, только и всего, — смеюсь я в надежде немного развеселить их, но никто даже не улыбается. — Ну растолкуйте же мне! — требую я.

— Теперь нам придется снимать в Польше больше серий, чем мы сначала планировали, — объясняет исполнительный продюсер. — А это значит, что нам, а вернее, тебе придется переписать часть сценария.

— Переписать?

— Ну да. Раньше действие начиналось в Лондоне, теперь должно начинаться в Париже. Раньше в Польше мы планировали снять только две серии, теперь придется снимать четыре.

— Но это же невозможно!

— Иначе ничего не получится.

— Я постараюсь, — бормочу я, совершенно не представляя, как буду выполнять обещание.

Вечером в номере Мишель признается мне, что нам все-таки не хватает почти полумиллиона фунтов. Завтра утренним рейсом он вернется в Париж и будет искать там дополнительные источники финансирования.

— Может, проще вообще все отменить? — в отчаянии спрашиваю я.

Нет. Мы уже слишком глубоко завязли, и за разорванные контракты придется платить такие штрафы, что дешевле будет продолжать.

Он уезжает, а я остаюсь и, перед тем как взяться за работу, еду на студию, где встречаюсь с Агнессой и редактором. От них я узнаю, что должна включить в сценарий несколько эпизодов, связанных с историей Польши. Я даже не решаюсь спросить, какое отношение история Польши имеет к истории английской девочки, разыскивающей своего отца. Я помню только, что до начала съемок осталось десять дней, и за это время мне надо полностью переписать пять серий, что практически невозможно, потому что тринадцать серий отняли у меня почти целый год.

В мой номер приносят все, что требуется для работы. Мне регулярно доставляют еду и литры крепкого черного кофе. Три человека вносят в комнату доисторический, огромных размеров принтер, который в Париже занял бы достойное место в антикварном магазине, и пачки бумаги для распечатки сценария. Вставая из-за стола, чтобы немного размяться, я каждый раз спотыкаюсь либо о принтер, либо о переплетение проводов на полу.

Двое суток я работаю без сна и чувствую себя виноватой, если делаю перерыв, чтобы почистить зубы. К утру третьего дня переписаны две главы, а я буквально валюсь с ног от усталости. Мне совершенно необходимы хоть какие-нибудь положительные эмоции, а потому я звоню Хашиа и, едва услышав в трубке его веселый голос, сразу же чувствую прилив бодрости.

— Как у вас дела? — вопит он.

Хашиа до сих пор считает, что при междугородних телефонных разговорах надо кричать погромче.

— Отлично, — вру я. — Как там Безимени?

Он уверяет, что на ферме все в порядке, и на душе у меня становится легче. Безимени охотно усыновила четырехмесячного щенка золотого ретривера, которого мы купили специально для нее. Я закрываю глаза и представляю себе, как они вдвоем носятся по залитым солнцем террасам. От одной только этой картинки у меня прибывает сил. Какое счастье, что у нас есть «Аппассионата» и что там все хорошо.

Выясняется, что, пока я была отрезана от мира, в драматической редакции польского телевидения решили, что в моем сценарии не хватает сцены погони, разворачивающейся не где-нибудь, а на знаменитых польских опаловых шахтах.

— Что? — поражаюсь я, не сразу даже понимая, чего от меня требуют. — Но это же история о тринадцатилетней девочке, ищущей своего отца!

Это не важно, возражают они, погоня прекрасно впишется в сюжет. Мне вручают толстую папку материалов о месторождениях и добыче опалов (все на довольно сомнительном английском) и отправляют в отель писать дальше.

Приятное разнообразие в мое одиночное заточение вносит только звонок Мишеля. У него хорошие новости: в Париже он нашел независимую компанию, готовую вложить в фильм недостающую сумму. Погоня на шахте после этой новости двигается гораздо веселей. Может, моей героине стоит найти пару камешков?

В пятницу я понимаю, что если немедленно не выберусь из отеля, то скорее всего сойду с ума. За несколько дней я спала едва ли четыре часа. Я выбираюсь в холл, и от вида множества снующих по нему людей у меня начинает кружиться голова. Я звоню нашему исполнительному продюсеру и прошу передать ему, что четыре серии готовы, и пусть говорит что хочет, но сегодня вечером я буду обедать в городе и приглашаю его и художника, потому что вконец одичала без человеческих голосов и смеха.