Иосиф Герасимов - Вне закона

Теперь у него фирма, настоящая, серьезная, с которой считаются многие на Западе. Вокруг него могучий коллектив, немало преданных людей, есть еще и те, с кем работал в шараге, среди них люди нелегкие, порой и заносчивые, и требующие себе особых льгот, но Игорь Евгеньевич умеет с ними ладить. Может быть, другой бы не сумел, а он умеет, и против него никто не копает, даже и в мыслях такое не нарождается. Все знают: до тех пор пока он жив, только он и может быть генеральным директором. Только он…

— У тебя что-то случилось? — спросила Наташа, сбивая пепел с сигареты в стеклянную пепельницу.

Николай Евгеньевич не курил и не любил, когда курили в его кабинете. Наташа это прекрасно знала, он несколько раз убирал со своего стола проклятую пепельницу, похожую на медузу, но Наташа водворяла ее на место, и он сдался.

Ему не хотелось посвящать ее в свои дела, да он и понимал — она к ним равнодушна, и потому ответил, несколько бодрясь:

— Обычная суета сует.

Она усмехнулась густо накрашенными губами.

— Тогда почему ты сидишь тут, когда тебя машина уж минут сорок ждет у подъезда? — И внезапно в ее голосе пробилась нежность. — Ты устал, Николай. Может, есть смысл поехать нам отдохнуть? Я тоже возьму отпуск.

Он посмотрел на нее пристально и подумал: «Стареем, вот в чем вся штука… Стареем». От кого-то он слышал, что к старости люди невольно тянутся поближе друг к другу, неизбежность одиночества впереди вызывает потребность вернуться хоть в какой-то мере к тому, с чего они начали, старые обиды зарубцовываются, прежняя близость слабым ростком пробивается на свет божий. И он невольно взял ее за руку, приложил к своей щеке, этот несвойственный ему в последние годы жест смутил, и он, неожиданно вздохнув, сказал:

— Наверное, устал…

— Ну, вот видишь. — Она прижала его голову к себе. — И все же… что случилось?

И он остро почувствовал желание поделиться с ней тем, что переживал.

— Меня хотят прибрать к рукам.

— Кто?

— Не знаю.

Она подумала, погладила его по голове.

— Тогда это серьезно.

Все же она была умной женщиной и знала много такого, о чем он лишь слышал; правда, не всему верил, особенно когда она говорила о научной мафии, довольно густо сплетавшей сеть в академии, он размышлял: ну какая там может быть мафия, просто ученые грызутся, часто их гложет зависть, особенно когда тянется вот такое неуютное время без особых всплесков серьезных открытий. Они сталкиваются лбами по мелочам, придумывая свои концепции , которые мало отличаются друг от друга, ведь талантливых людей — сосчитаешь по пальцам, а таких, как Игорь, вообще единицы, а сплетни, брань — разве это борьба мафии? Глупость… Но Наташа считала его рассуждения наивными.

— Ты просто не понимаешь, — говорила она, — что степень и звания в академии — это не только деньги, но и всяческие блага, да такие, что тебе, министру, и не снились… Что у тебя? Кремлевка, спецобслуживание, дача? Все! Там тоже все такое есть. Но это мелочи… Когда люди на важные места расставляют своих, они образуют круговую поруку и они могут ворочать миллионами долларов, и все им сойдет с рук, потому что у них надежный щит, именуемый «наукой».

— Ты академию представляешь, как воровской притон.

— Может быть, если бы ты знал тонкости тамошних отношений, то назвал бы это и похлеще… Людей старой интеллигентной школы осталось слишком мало. Те, кого мы часто принимаем за небожителей, ставят с готовностью свои подписи под любой грязной бумажкой, только чтобы не угрожали их благополучию. Да мне плевать! У меня есть ты, и мне этого достаточно.

— Почему?

— Ну хотя бы чтоб чувствовать себя независимой.

Такие разговоры меж ними были редки, но время от времени они повторялись в разных формах и постепенно ему наскучили. Ведь даже если в словах Наташи была какая-то правда, то она почти не задевала его. Мир ученых представлялся ему чем-то далеким; конечно, там были свои страсти, но они мало касались земных проблем, он же привык иметь дело с повседневностью: дай то, дай это, и наука нужна ему была, чтобы получить тоже вполне осязаемые результаты.

Но вот сейчас, когда Наташа пожалела его, произнесла свое: «Это серьезно», он насторожился, интуитивно почувствовал — именно Наташа может приблизить его к разгадке.

— На чем они тебя ловят… ну, те, кому ты нужен? — спросила она, сев на ручку кресла рядом с ним, прижавшись к нему боком.

— Пока на контракте с итальянцами. Валюта, понимаешь?

— Ты можешь отказаться? — спросила она.

— Могу, — подтвердил он. — Но тогда нужно будет искать других партнеров, и нет гарантии, что все не повторится сызнова.

Она взяла новую сигарету, чиркнула зажигалкой.

— Кто принес тебе это в клюве?

— Крылов.

Она его знала, подсмеивалась над ним, трепала по бороде, иногда даже кокетничала с ним.

— Выгони его, — внезапно решительно сказала она. — Найди предлог и выгони немедленно.

— Да что ты говоришь! — вскинулся он. — Он же близкий человек… Да и прекрасный работник.

— Близкий, а торгует тобой. — Она встала, прошлась по комнате, гибкая, как кошка, и глаза ее с зеленым блеском сделались злыми. — Выгони немедленно!

— Ну, знаешь, какой поднимется шум.

— Вот и прекрасно. — Лицо ее расплылось в сладострастной улыбке. — Даже очень прекрасно… Шум поднимется. Но они проявят себя.

— Кто?

— Да те, кто хочет прибрать тебя к рукам… Неужто это непонятно? — в досаде сказала она. — Чем неожиданней и решительней будет твой удар, тем яснее станет, кто за спиной Крылова. Неужели мне надо учить тебя такой примитивной тактике… У тебя есть за что выгнать его?

— Любого директора можно выгнать, — подавляя вздох, сказал он.

— Ну и прекрасно. — Она решительным жестом загасила сигарету в пепельнице, склонившись к нему, поцеловала.

Но у него чувство близости со слабым нежным оттенком уже прошло, мысль заработала в четком направлении: да, Наташа умна, и в том, что она предлагает, есть смысл — это смелый, сильный ход, и провести его надо немедленно. В бумагах, которые ему подготовили, достаточно зацепок, чтобы сегодня же издать приказ. Тут же начнутся звонки из горкома, а может быть, и повыше, но ему смелости не занимать. Еще один риск. За снятие директора, который нарушил два-три министерских приказа, его не очень-то ухватят, ну, пожурят, ну, накричат, стерпит, но тот, кто пойдет войной, — сразу же себя раскроет, а уж тогда… Что ни говори: ход сильный, особенно в нынешнее время, когда считают — все люди должны оставаться на местах. В прошлом бы году снятие Крылова могло пройти и незамеченным, в прошлом году полетело со своих мест не так уж мало людей, за один только высокий процент травматизма можно было без всяких подозрений в необъективности снять директора. Так ведь никто этого не отменял!.. Бить надо неожиданно. Приказ будет сегодня, и временно исполняющим обязанности Николай Евгеньевич назначит главного инженера… Ну, а там посмотрим. Если бородач приползет на коленях и выложит все, что хранит в тени, то тогда можно будет делать и другие шаги.