Альберто Васкес-Фигероа - Океан

— Пусть будет проклята душа этого любителя коз! — пробормотал Асдрубаль. — Этот сучий сын может сделать так, что его псы учуют мой след, как бы я ни прятался.

Педро Печальный с самого начала понял, где мог скрываться сын Пердомо Марадентро, ибо не зря вот уже сорок лет топтал море окаменевшей лавы, которую считал исключительно своей собственностью, так как, если оставить в стороне «Ислоте-де-Иларио» и некоторые из самых доступных и живописных кратеров, находящихся на периферии, никто и никогда не отважился бы претендовать на бесплодные и злые земли, которые неизменно очаровывали его.

Много лет назад, когда ему пришла в голову проклятая мысль жениться, а потом мерзкая, заплывшая жиром корова его бросила, у него возникло неодолимое желание бежать прочь из поселка, уплыть с острова, найти себе место, где никто и ничего о нем не знает. Тогда он собрал то немногое, что у него было, и зашагал по дороге в сторону Арресифе, однако, стоило ему миновать Сан-Бартоломе и потерять из виду цепь вулканов, рядом с которыми он родился и от которых никогда не уходил так далеко, он почувствовал, как все его тело вдруг обмякло, а внутренние силы, позволявшие ему часами не присаживаться, никогда не уставать — в общем, жить припеваючи, полностью его покинули.

Педро Печального мать зачала, раскинувшись на песках, в одну из ночей, когда на небе стояла полная луна. И на свет он появился ночью, в полнолуние, в тени одного из самых высоких кратеров Тимафайа.

Так как сын никогда не знал своего отца, в детстве он представлял его неким прекрасным существом, возникшим из земных недр, поднявшимся из глубин самых высоких вулканов, потому-то он предпочитал водиться с козами, ящерицами и кроликами. Он не в силах был понять и принять людей.

Так и в селении никто не мог понять его, когда он пытался объяснить — почти всегда пьяный, — что испытывал, сидя в лунные ночи на краю одного из кратеров, когда даже ветер преклонялся перед суровым величием Тимафайа. Педро долгими часами с восхищением всматривался в отблески лунного света на гладкой поверхности лавы, контрастирующей с бездонной темнотой вулканического пепла, который, казалось, проглатывал луну.

Пожалуй, он был единственным человеком на острове, кто чувствовал, как сила вулканов проникает в его тело сквозь подошвы босых ног, когда он ступал на пемзу, или течет по спине, когда он ложился спать прямо на камнях, а вместо крыши над головой были лишь звезды. Тогда его мысли падали в самые недра земли или возносились к самым далеким планетам.

Никто, наконец, кроме Педро Печального, нищего пастуха коз, не понял, что Тимафайа была тем местом, где сердце Земли и самые отдаленные уголки Вселенной говорили друг с другом.

В поселке все были уверены, что он напивался с горя потому, что какие-то старые потаскухи однажды убили самую красивую и самую нежную из его коз. Он же пил потому, что душу его снедала печаль, ибо никто больше на острове не захотел разделить с ним его открытие.

Его мать, чьего имени сейчас он даже вспомнить не мог, а если хорошо подумать, то можно было бы прийти к выводу, что она его и вовсе никогда не имела, без всяких на то причин считалась колдуньей и знахаркой, и много лет назад, когда на острове врача было не сыскать днем с огнем, к ней обращались даже столичные женщины. Одни из них были больны туберкулезом, другие не могли забеременеть, а третьи, напротив, хотели сделать аборт, так как еще не успели выйти замуж.

Последних она выхолащивала вязальной спицей для носков, больных туберкулезом лечила компрессами и отварами из трав, ну а бесплодных… Тут она прибегала к помощи одного батрака с огромным членом, награждая последнего двумя килограммами гофио за каждую клиентку.

Старуха умерла в тюрьме, когда Педро едва подрос, и уже с тех пор он научился обслуживать себя сам, избегать людей и находить в камнях и козах свое единственное утешение.

И вот два человека из другого мира, два чужака, из разговоров которых он ничего не понимал, один — похожий на петуха, а второй — с бледно-зеленым лицом и странной кличкой Мильмуертес, предложили ему столько денег, сколько он не видел ни разу в жизни. И все это в обмен на то, чтобы он за четыре дня познакомил их с бесчисленными тайнами Ада Тимафайа, где находилось начало всех земель.

— Что вы там ищите?

— Некоего убийцу.

— Кого он убил?

— Сына дона Матиаса Кинтеро.

Он помнил барчука. Тот часто со своими друзьями наведывался из Мосаги в таверну, просил, чтобы ему зажарили козленка. Там, ни во что не ввязываясь, он основательно напивался и раз за разом исполнял дурацкие куплеты, посвященные несчастному Педро.

— Да? Ну царство ему небесное!

— Помолимся мы потом. Тебе хватит сорок дуро, чтобы отыскать убийцу?

— Мне хватит сорок дуро, чтобы отыскать его. А как я это сделаю, это уже не ваша забота.

— Хорошо. Деньги здесь. Отправляемся утром.

— Отправляемся утром. — Педро допил свой ром и, возможно, впервые в жизни попросил целую бутылку, зная, что сможет заплатить за нее. — А скажите-ка мне, сеньор, — добавил он, — а тот, кто убил, случайно был не Асдрубаль Пердомо, один из отпрысков Марадентро из Плайа-Бланка?

— Он самый.

— Брат Айзы Марадентро, той, что водит дружбу с животными и мертвыми?

— Он самый. Какие-нибудь проблемы?

— Никаких.

Однако Педро Печальный лгал — проблемы были.

В тот раз, когда он впервые увидел Айзу Пердомо, гулявшую по черному песку пляжа Гольфо, где вулканы и море соединились таким образом, что породили на свет зеленую лагуну, в глубине которой находился отдельный кратер, Педро Печальный пришел к заключению, что этой девчушке с длинными волосами и таинственным взглядом тоже было известно о силе, таившейся в кратерах вулканов и льющейся прямо из центра Земли. Он понял, что эта девочка тоже являлась частицей лавы и камней и была единственным созданием на острове, с которым он ощутил некое родство, хотя и не был связан кровными узами. И что самое главное, он один знал о ее способностях.

Айза Пердомо была наделена при рождении, как и его собственная мать, ни имени, ни лица которой он, как ни силился, никак не мог вспомнить, уникальной способностью, о которой всем прочим островитянкам оставалось лишь мечтать. Ее тоже можно было назвать колдуньей, одной из тех женщин, которые испокон веков правили островом наравне с мужчинами. Она получила свои способности от всем известной Армиды, волшебницы, которая похитила крестоносца Рейнальдо и прожила с ним долгие годы в любви и согласии на острове Ла-Грасиоса.

Ни одно существо, рожденное людьми, не могло обладать такой красотой и величественной осанкой, как у Айзы Пердомо, и Педро Печального каждый раз распирало от гордости при мысли, что лишь он один сумел разгадать секрет рождения это странной девочки, которая говорила с рыбами, поднимала на ноги больных, укрощала зверей и веселила души мертвых.