Альберто Васкес-Фигероа - Океан

Айза едва заметно покачала головой:

— Нет. Не остался. Он возвращается. Я его видела. Он летел над морем, словно чайка, которая ищет свою добычу. И дедушка тоже его видел.

Аурелия Пердомо хотела было посоветовать дочери закрыть глаза и попытаться заснуть, позабыв обо всех кошмарах, но не смогла и слова вымолвить, понимая, что слишком уж часто ее предсказания сбывались.

Она села на кровати и погладила руку дочери, зная, что это немного успокоит ее.

— Может статься, тебе все это кажется? В последнее время нам всем пришлось нелегко, и происходящее должно было сильно повлиять на тебя, — сказала Аурелия. — В последний раз тебе приснилось, как умирают двое мужчин, но потом все было тихо и спокойно. Мы не слышали, чтобы в поселке или за его пределами кто-то умер.

Айза никогда и никого не пыталась убедить в правдивости своих видений. Она ограничивалась лишь рассказом об увиденном, и тот, кто хотел, принимал ее слова, со всеми же остальными она никогда не спорила.

— Эти мужчины мертвы, — тихо, почти шепотом, произнесла она. — А вот другой нет. Он идет…

Аурелия ничего не сказала. Она задумалась на какое-то время, не отпуская руку дочери, а затем подняла голову и увидела, как наверху, за трапом, тонкая полоска рассвета пыталась разорвать темноту ночи.

Она встала, погладила дочь по холодному лицу, поднялась на палубу и принялась с тревогой вглядываться в горизонт.

Последние огни острова Ла-Пальма исчезли еще шесть часов тому назад, и теперь она не различала даже больших предметов в пяти метрах от себя.

Она подошла к Себастьяну, который по-прежнему стоял у штурвала, и поцеловала его в щеку:

— Айза утверждает, что Дамиан Сентено приближается.

— Но мама!..

— Что?

В вопросе ее ясно слышался вызов.

— Не собираемся же мы путешествовать по свету и обращать внимание на сны Айзы, — ответил он печально. — Мы похожи на цыганский табор, только наша дорога — это море. Мы похожи на свихнувшийся цыганский табор!

— Ты думаешь, меня это радует? — устало произнесла Аурелия. — С тех пор как начался дождь и родилась твоя сестра, я постоянно пытаюсь убедить себя в том, что все странности, которые происходят с ней, это не более чем фантазии — мои и ее. Однако ты слишком хорошо знаешь, что она редко ошибается. Кто может с этим поспорить?.. — Она взялась за штурвал. — Иди! Иди и подыми отца… Он, кажется, знает, что делать.

Дотронувшись до руля она почувствовала, как он легонько вибрирует, словно где-то в трюме бьется сердце баркаса, а сам он — живое существо. В это всегда верил Абелай, и вот теперь эта вера передалась и ей.

— У всех кораблей есть душа, — сказал ей Абелай, когда она впервые прошла вместе с ним до бухточек Тарфайя. — И биение их сердца лучше всего чувствуется в руле. Дотронься до него!

И руками она почувствовала биение сердца баркаса, спиной — сильное и горячее тело мужа, которого обожала. Она все еще вздрагивала, вспоминая, как он взял ее прямо там, у штурвала, как заставил стонать и содрогаться от наслаждения. Она была уверена, что именно тогда и понесла их старшего сына.

Позже, когда она стала испытывать редкие недомогания, Абелай Пердомо шутил, что она чувствовала бы себя много лучше, если бы в изголовье кровати положила штурвал.

И сейчас, глядя на своего великана мужа, растрепанного со сна, она спрашивала себя: неужели с той ночи, когда она стояла за штурвалом баркаса, прошло уже двадцать шесть лет?

— Ты уверена в том, что рассказал мне Себастьян?

Она пожала плечами и лишь кивнула в сторону каюты:

— Это ей дед сказал… Ты ведь знаешь, что потом бывает.

Абелай Пердомо устало привалился к мачте и глубоко вздохнул. Его первым порывом, как и у Себастьяна, было горячее желание возразить, постараться притвориться, что видения дочери ничего не значат, однако умом он понимал, что не верить в сны Айзы — все равно что не верить в то, что день сменяется ночью, а Земля вертится.

— Не может быть! — воскликнул он наконец. — Не может быть, чтобы этот собачий сын решился пуститься в погоню. Он что, никак не может понять, что проиграл?

— Он не остановится, пока не убьет меня.

Асдрубаль неожиданно возник за спиной отца, его загорелое дочерна, красивое лицо было печально. Помолчав немного, он добавил:

— Я должен был сдаться сразу же. Может быть, меня бы просто посадили, а может быть, и убили, не знаю. Я знаю одно, из-за меня теперь всем вам грозит опасность.

— Что ты такое говоришь?

— Правду. Если Дамиан Сентено настигнет нас в море и убьет меня, он вряд ли захочет оставлять свидетелей своего преступления.

— Не говори так, сын!

Асдрубаль повернулся к матери:

— Мы должны посмотреть правде в глаза. Глупо строить иллюзии. Айза никогда не ошибается, когда кому-то грозит несчастье. Этот мерзавец хитрее, чем мы думали. Он решил догнать нас не для того, чтобы убедить вернуться на Лансароте. Он хочет убить меня, а после он убьет и вас. Думаете, он просто так оставит в живых четырех свидетелей, а сам станет жить спокойно? Сомневаюсь.

— Согласен, — поддержал сына Абелай Пердомо и поднял вверх руки, тем самым завершая спор. — Чего бы на самом деле ни хотел Сентено, мы в любом случае не должны попасть ему в руки.

Аурелия растерянно посмотрела на мужа.

— Но как? — спросила она. — Может быть, у нашего баркаса есть крылья? — Широким движением руки она обвела лодку. — Мы находимся посреди океана…

— Знаю, — согласился с ней Абелай. — Мы находимся посреди океана, а с ним связана вся моя жизнь… — Он сделал паузу, а потом добавил: — И хотя мне не нравится вспоминать об этом, когда-то я был браконьером. — Он посмотрел в ту сторону, где вскоре должно было встать солнце, и рассчитал в уме время, оставшееся до рассвета. — Хорошо, — заключил он в конце концов. — Чем раньше начнем, тем лучше. Нужно убрать паруса, а ты, Асдрубаль, марш на главную мачту и смотри в оба. Думаю, они придут с юга-востока. Будьте внимательны, обращайте внимание на все, что движется.

Все тут же принялись за дело и работали так слаженно, как только могут люди, на протяжении долгих лет трудившиеся бок о бок, и, когда выглянуло солнце, были уже спущены и уложены на палубе главный парус и бизань. Затем, пока Айза и Аурелия готовили завтрак из летучих рыб, которые ночью выпрыгивали на палубу, Абелай и Себастьян спустились в трюм проверить балласт и груз.

Там-то они и услышали голос Асдрубаля:

— По левому борту судно!

Асдрубаль, словно обезьяна с пальмы, в одну секунду спустился с мачты и протянул отцу бинокль. Вскоре тот подтвердил:

— Действительно, вон оно. И идет очень быстро! Через час оно нас догонит! — Абелай повернулся к сыну: — Начинай ослаблять мачты, сперва главную, а затем и бизань.