Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Виктор Николаевич действительно был внутри и проделывал желобки в стене какой-то диковинной дрелью. Вокруг него стояли жители Сосновки и чесали в затылке. Им сказали, что желобки – чтобы запрятывать туда электрические провода. Они пытались сообразить, для чего их надо запрятывать, если провода всегда были сверху – прямо на стене!

– Вы гражданин Потанин? – строго спросили они у Виктора Николаевича.

– Учти, – сказал он какому-то рабочему в синем комбинезоне. – Не мельче трех сантиметров. Слушаю вас! – важно добавил он, поворачиваясь к гостям.

Его брови удивленно поползли наверх. На дворе стояла жара, рабочие надевали комбинезоны прямо на голое тело. Катюша бегала по двору в коротеньких шортах и топе до пупа. А эти двое стояли при полном параде – в галстуках и костюмах. Воротнички их белых рубашек потемнели от пота, и к тому же Виктор Николаевич справедливо подозревал, что они не пользовались дезодорантами.

– Вам не жарко? – вежливо поинтересовался он.

Люди в черном проигнорировали вопрос и потребовали укромное местечко, чтобы поговорить.

– Отчего ж не поговорить, – легко согласился Виктор Николаевич и повел их в шатер.

Там гости раскрыли папку, которую один из них до этого держал под мышкой.

– Второго июня сего года вы заявили, что через месяц будет арестован Лаврентий Павлович Берия. Откуда это было вам известно?

– А я предсказатель! – заявил прораб. – По совместительству.

– Прекратите паясничать! – строго одернул его один из них. – Откуда у вас была информация?

Виктор Николаевич расхохотался.

– Вы полагаете, что руководство страны будет делиться со мной своими секретными планами?

– Здесь вопросы задаю я! – хором отчеканили они оба.

– Который из вас? – весело спросил прораб.

В шатер вошел Сергей. Виктор Николаевич подмигнул ему и сказал:

– Вот, Сергей Александрович! Интересуются секретными планами товарищей Хрущева и Булганина.

– Нездоровое желание, – заметил Сергей, не обращая внимания на протестующие возгласы товарищей. – Объясните им, Виктор Николаевич.

– Объясняю, – все так же весело продолжал прораб. – Если вы интересуетесь дальнейшей судьбой Лаврентия Павловича, то он будет расстрелян незадолго до Нового года. А вообще-то, если вы полагаете, что некто, – Виктор Павлович многозначительно поднял указательный палец вверх, – счел нужным сообщить мне некую информацию… – он помолчал, давая товарищам возможность осмыслить, насколько важными персонами являются и прораб, и его хозяин Сергей Александрович Бахметьев, – то это не значит, что я должен делиться ею с кем попало.

– В самом деле, – согласился Сергей. – Ваше любопытство может завести вас слишком далеко. Но, если вы с этих пор будете сидеть тихо, – великодушно пообещал он, – то, может быть, вас и не тронут.

Один из товарищей заикнулся было, что они не «кто попало», но второй дернул его за рукав, и они направились к выходу.

– Эй, – окликнул их Сергей, когда они выходили из шатра. – Хотите, я предскажу вам вашу судьбу?

– Нет, большое спасибо, – хором воскликнули они и поспешно удалились. В те благословенные советские времена было так легко пустить пыль в глаза!

Новый Первый нервно напивался в кабинете. Он уже выслушал доклад о странных предсказаниях гражданина Потанина, который был всего-то шабашником на стройке у Бахметьева. Но владел информацией, которой не владели официально облеченные властью лица.

Кроме того, перед ним лежали журналы, конфискованные в «Супермаркете».

Ему было ясно, что в одном из отстающих колхозов района скоро появится новый председатель. Он даже представлял себе, кто будет этим председателем.

Часом раньше его вызвал к себе председатель КГБ и распек за то, что он не конфисковал журналы у населения и не занес в протокол пофамильно тех, кто эти журналы приобретал. Теперь он отдал ему невыполнимый приказ конфисковать журналы к окончанию следующего дня и представить ему списки тех, у кого они были найдены.

Может быть, новому Первому было бы немного легче, если бы он знал, что председатель КГБ сам получил головомойку от московского руководства.

У обоих крепла уверенность, что к этим событиям причастен гражданин Бахметьев. Который во время самих этих возмутительных происшествий, как удалось установить, сидел в своей деревне и как ни в чем не бывало строил дачу.

На следующий день Первый лично сидел перед микрофоном в маленькой радиорубке городской радиостанции и призывал средневолжцев добровольно приносить журналы в проходную здания КГБ. Листовки с этим же призывом были расклеены ночью.

Когда он вернулся в свой рабочий кабинет, зазвонил телефон. Пожелавший остаться неизвестным гражданин сообщил, что на боковой стене здания городской милиции наклеен огромный плакат, сообщающий, что сигареты «Marlboro» – для настоящих мужчин.

Первый застонал, положил трубку и вызвал к себе всех помощников на сверхсрочное, суперэкстренное совещание.

С тех пор совещания в его кабинете проводились каждый день. И все до одного были сверхсрочные и суперэкстренные.

Лето клонилось к закату. Дом – гордость Сосновки, предмет ее зависти, ненависти и благоговения (это был очень сложный состав, психологам на радость) – победно возвышался над деревней. О его убранстве и отделке ходили местные легенды.

Сам Барсов снизошел до того, чтобы прибыть туда на денек на шашлыки. На следующий день местные жители судачили о том, сколько было выпито и съедено, какие непотребные шорты, бесстыдно оголяющие попу, были на двух девицах. О том, что было надето на верхней части их тел, и говорить не стоило, – не было на них ничего, заслуживающего упоминания. То ли нижнее белье, то ли купальники – тьфу, бесстыдство сплошное.

Во дворе, среди великолепных старых яблонь, оставшихся от прежних хозяев, был сложен самый настоящий фонтан. Сначала аборигены презрительно фыркали, когда Сергей с прорабом прикатили на тачке огромные камни с ручья. Взрослые, мол, люди, а занимаются таким баловством, что и сказать стыдно. Потом эти камни были сложены в небольшую горку. А в поздние августовские сумерки над этой горкой вдруг вспыхнули разноцветные огоньки и зажурчала вода. Это был настоящий фонтан! Из таких же камней был сложен мангал.

– И как поют жалобно, страсть! – вздыхали жители Сосновки, слушая, как Сергей с Марининым отцом распевают на два голоса песни Визбора и Митяева. При этом они ожесточенно спорили, как их надо правильно петь.

– Во времена моей молодости, – доказывал Григорий Вульфович, – эту ноту пели не так.

– Да не было этой песни во времена вашей молодости, Григорий Вульфович, – доказывал Сергей. – Анатолий Васильевич, скажите ему.