Ясмина Хадра - Теракт

Свалив что-то на ночном столике, я наконец нашариваю телефон.

Тишина, которая следует за этим, почти приводит меня в чувство.

— Алло?..

— Это Навеед, — произносит мужчина на том конце провода.

Мне требуется некоторое время, чтобы узнать голос Навееда Ронена, высокопоставленного полицейского чиновника. От снотворного у меня туман в голове. Мне кажется, будто я где-то кружусь, как в замедленной съемке, будто снившийся сон бросает меня, оцепеневшего, охваченного дремотой, в другие путаные сны, дробит на тысячу кусков, забавно искажает голос Навееда, нынче ночью доносящийся точно из колодца.

Я отбрасываю одеяло и сажусь в постели. Кровь глухо стучит в висках. Собрав последние силы, стараюсь дышать ровней.

— Да, Навеед?..

— Я звоню из больницы. Ты здесь нужен.

В полумраке спальни светящиеся стрелки будильника переплетаются, оставляя за собой зеленоватые тающие следы. Трубка, словно чугунная, давит на мою ладонь.

— Навеед, я только что лег. Я весь день оперировал и совершенно разбит. Дежурит доктор Илан Рос. Это превосходный хирург…

— Мне страшно жаль, но ты обязательно должен приехать. Если ты себя неважно чувствуешь, я за тобой кого-нибудь пришлю.

— Ну, в этом нет необходимости, — говорю я, ероша волосы пятерней.

Я слышу, как Навеед на том конце провода покашливает, прочищая горло, и сопит носом. Очень медленно я прихожу в себя и начинаю различать предметы вокруг.

Я вижу, как за окном длинное перистое облако наползает на луну. Чуть повыше тысячи звезд притворяются светляками. На улице ни малейшего шума. Как будто, пока я спал, весь город куда-то эвакуировали.

— Амин?..

— Да, Навеед?

— Ты особенно не гони. У нас много времени.

— Если ничего срочного нет, тогда зачем?..

— Пожалуйста, — прерывает меня Навеед. — Я тебя жду.

— Ладно, — говорю я, даже не пытаясь ни в чем разобраться. — Окажешь мне небольшую услугу?

— Смотря какую.

— Сообщи патрулям и дежурным на контрольных пунктах, что я поеду. Когда я возвращался домой, твои ребята показались мне довольно взвинченными.

— У тебя тот же белый "форд"?

— Да.

— Сейчас скажу им пару слов.

Я кладу трубку, некоторое время смотрю на аппарат, заинтригованный странностью этого звонка и непроницаемостью Навееда, потом сую ноги в тапочки и иду в ванную умываться.

Во дворе приемного отделения две полицейские машины и одна "скорая помощь" перебрасываются вспышками мигалок. После дневной суматохи больница вновь обрела тоскливо-чинный облик. Повсюду видны полицейские в форме; одни нервно покуривают, другие сидят в машинах и, сложив руки на животе, крутят большими пальцами. Я оставляю свой «форд» на стоянке и иду к главному входу. Ночь немного остыла; с моря украдкой поднимается бриз, в нем застряли сладковатые запахи. Я узнаю нескладный силуэт Навееда Ронена, поджидающего меня на лестнице. Одно его плечо нырнуло вниз, к правой ноге, которая лет десять назад в результате случайной травмы укоротилась на четыре сантиметра. Это я настоял на том, чтобы не делать ампутацию. Тогда, после серии успешных операций, я как раз совершил значительный карьерный рывок. Навеед Ронен оказался одним из самых симпатичных моих пациентов. Его моральные принципы были прочны как сталь, а чувство юмора, пусть и не бесспорное, никогда ему не изменяло. Первые весьма крепкие шутки в адрес полиции я услышал от него. Потом я оперировал его мать, что еще больше нас сблизило. С тех пор, если кому-то из его сослуживцев или родственников предстояла операция, он поручал их мне.

За ним, прислонившись к проему дверей главного входа, стоит доктор Илан Рос. Свет, падающий из вестибюля, подчеркивает грубость его черт. Пузо свисает чуть ли не до колен; засунув руки в карманы халата, он с отсутствующим видом глядит в пол.

Навеед спускается по ступенькам мне навстречу. У него руки тоже в карманах. По тому, как он держится, я понимаю, что тут дело надолго.

— Ну вот, — говорю я, не сбавляя шага, чтобы избавиться от только что возникшего предчувствия. — Сейчас я быстро переоденусь…

— Не надо, — говорит Навеед потухшим голосом.

Мне случалось видеть его расстроенным: он не раз привозил своих коллег в больницу на «скорой», но сейчас на его физиономии написано ни с чем не сравнимое уныние.

Царапающий холодок пробегает у меня по спине, переползает на грудь.

— Умер пациент? — осведомляюсь я.

Навеед наконец-то поднимает на меня глаза. Редко мне доводилось встречать до такой степени несчастный взгляд.

— Нет никакого пациента, Амин.

— Зачем было вытаскивать меня из постели ночью, если некого оперировать?

Навеед явно не знает, с чего начать. Его замешательство передается доктору Росу, и тот начинает неприятно суетиться. Я смотрю на них, и меня все больше бесит таинственность, которую они, все сильнее конфузясь, пытаются сохранить.

— Мне объяснят, что тут происходит, или нет? — говорю я.

Доктор Рос, оттолкнувшись ягодицами, отклеивается от стены и уходит обратно в вестибюль, где две до предела измученные медсестры делают вид, что смотрят на экран компьютера. Навеед, собравшись с духом, спрашивает:

— Сихем дома?

Я чувствую, как у меня подкашиваются ноги, но быстро овладеваю собой.

— А что такое?

— Она дома, Амин?

Он старается говорить твердо, но глаза уже заметались. Ледяная рука сжимает мне внутренности. Комок застрял в горле, не дает сглотнуть.

— Она еще не вернулась от бабки, — говорю я. — Уехала три дня назад навестить родных в Кафр-Канну, неподалеку от Назарета… Ты к чему клонишь? Ты мне что собираешься сказать, а?

Навеед делает шаг ко мне. Запах его потного тела сбивает меня с толку, подхлестывает беду, которая вот-вот обрушится на меня.

— Это что же такое, черт возьми? Ты меня к худшему готовишь, что ли? С автобусом, в котором ехала Сихем, что-то случилось по дороге? Он перевернулся, да? Ты это хочешь мне сказать?

— Автобус тут ни при чем, Амин.

— Тогда что?

— У нас здесь труп, надо опознать, — говорит какой-то коренастый угловатый человек, невесть откуда появившийся у меня за спиной.

Я быстро поворачиваюсь к Навееду.

— Похоже, речь идет о твоей жене, Амин, — сдается он, — но без тебя у нас нет полной уверенности.

Я чувствую, что исчезаю, распадаюсь на части…

Кто-то хватает меня за локоть, чтобы я не рухнул наземь. Один миг — и все точки опоры исчезают, точно их ветром сдуло. Я не понимаю, где нахожусь, не узнаю даже стен, в которых столько времени проработал… Направляемый чьей-то рукой, иду по плывущему у меня перед глазами коридору. Резкий белый свет ламп, будто острие ножа, впивается мне в мозг. Мне кажется, я бреду по облаку, ноги проваливаются сквозь пол. В двери морга вхожу, как смертник на эшафот. Какой-то врач стоит у стола… Стол покрыт простыней с пятнами крови… Под перепачканной кровью простыней угадываются человеческие останки…