Кота Нодзоми - Счастливого дня смерти. Организатор самоубийств Ёмидзи и убийца Дуриан

– Как бы тебе объяснить...

Фува почесал затылок. На его лице появилось страдальческое выражение. Видимо, он изо всех сил думает, как разубедить меня.

Мне нравится в нем эта черта – ненавязчивое дружелюбие, рожденное из чистой доброты. По-моему, это прекрасно.

Однако.

Каким бы замечательным ни был Фува, я останусь самим собой.

– Смог бы ты сказать все это неизлечимо больному человеку?

– Смог бы, – ответил я, ни секунды не сомневаясь, на вопрос Фувы.

– Другие здесь ни при чем. Кто хочет жить – пусть живет, кто хочет умереть – пусть умрет. Что с того, что в мире есть люди, которые хотят, но не могут жить? Люди есть люди. Я есть я. Да и вообще, тот факт, что я жив, не осчастливит других людей.

Я не хочу, чтобы другие понимали меня.

Как бы они не оценивали меня, я это я.

– В неизлечимой болезни нет ничего особенного. Можно сказать, что все люди в этом мире неизлечимо больны, потому что однажды они все умрут.

А называется эта болезнь – жизнь.

– ...То есть болезнь, ведущая к смерти? – сказал Фува. – Согласно Кьеркегору, это свидетельствует об отчаянии, но ты, напротив, желая смерти, стремишься к ней. Ты очень странный, Сидо.

– Возможно. Болезнь, ведущая к смерти – жизнь, – сказал я с важным видом, но я понятия не имею, кто такой этот Кьерк-как-его-там. Откуда он?

Черт. Ох уж эти умники. Считают, что знания, которыми они владеют, это общеизвестные факты. Но спрашивать тоже как-то стыдно, поэтому притворюсь, что знаю, о ком речь, и продолжу.

– Все мы страдаем от неизлечимой болезни. Именно поэтому стоит положиться на популярное в последнее время понятие «качество жизни». Я хочу, чтобы к воле пациентов было проявлено уважение.

Я говорил о больных раком на последней стадии, которым осталось не больше полугода, и которые хотят спокойно умереть, а не продолжать изнуряющее лечение.

Я говорил о себе, которому осталось где-то лет семьдесят, и который поэтому не хочет продолжать это бессмысленное занятие.

И в чем же разница между нами?

– Говоришь, будто все знаешь.

– Есть люди, которые и за 100 лет не поймут этот мир, а я понял.

– Вот как...

Фува поник, но тут же снова поднял голову, словно придумал что-то.

– А что насчет женитьбы? Детей? Тебе никогда не хотелось? Оставить потомство – это что-то вроде задачи человечества.

– Дети мне не нужны, – отрезал я.

– Ведь если у меня будут дети, я, возможно, полюблю их.

– Вот и славно. Что плохого в том, что родители любят своих детей?

На вопрос Фувы я пожал плечами.

– Так-то оно так: если родятся дети, то, вероятно, я полюблю их. Возможно, даже сильнее, чем себя, а это недопустимо. Если я не люблю себя больше всех в этом мире, то это буду уже не я.

– Это будет означать, что ты изменился. Наверно, это и значит «взрослеть».

– Допустим, но я не хочу взрослеть. Я люблю себя таким, какой я сейчас. Я не хочу меняться. Я ведь уже говорил – домино расставлены. Теперь это уже художественное произведение, сравнимое с национальным сокровищем. Если добавить в законченное произведение что-то лишнее, ты его испортишь.

– ... Ты и правда странный, Сидо, – сказал Фува, но на его лице не было той ясной улыбки, а в глазах я увидел тень печали.

Он по-настоящему хороший человек. В отличие от меня он – добряк.

– Наговорил я тебе лишнего, – сказал я, делая вид, что курю сигару.

– Ха-ха. Что это? Из какой манги?

Фува засмеялся. Похоже, мое дуракаваляние возымело действие.

Слава богу.

Хотя я действительно наговорил ему лишнего. Перед ним я раскрываю свои карты.

Когда я умру, он будет переживать? Да, ведь он хороший парень.

– Что ж, мне пора.

– Хорошо, сообщи, когда помирать соберешься.

Фува с издевкой посмеялся и пожал мне руку.

– Ага, непременно. Только тебе и скажу, Фува.

Дзинь-дзинь – я вышел из кафе. Прохладный ветерок, свидетельствующий о конце лета, коснулся щек.

– ...

Не смог сказать.

Болтал о всякой чепухе, а главного так и не сказал. Не смог рассказать я, что нанял организатора самоубийств, что в это воскресенье умру. А ведь я собирался.

– …Если бы Фува был девушкой, может, я и пожил бы еще немного.

Бурча себе под нос всякие мерзости, я ехал на велосипеде. По пути домой я заехал в лавку бэнто, в которой часто бываю, чтобы купить себе ужин. Я не умею готовить, поэтому покупаю еду либо здесь, либо в магазине.

– Добро пожаловать, – сказала юная девушка, улыбаясь своей рабочей улыбкой.

– Мне как обычно.

– Что? А, эмм... Директор!

Блин. Расслабился и ляпнул не подумав.

Извинившись перед директором лавки, я заказал бэнто. А пока ждал, смотрел телевизор, который висел на стене. Шла юмористическая передача.

– Наш сегодняшний гость – харизматичный предсказатель Соитиро Сидо-сан.

– Э! – вырвался странный возглас.

Чертов брат, снова в телеке мелькает.

Есть ли на свете люди, которые помнят момент своего рождения? Говорят, что некоторые люди помнят себя в утробе матери, правда, их, наверное, очень мало. Практически никто не помнит, как он родился. У всех складывается впечатление, что однажды они просто начали существовать. Именно поэтому мне кажется, что дата рождения это очень странная вещь. Люди не отдают себе отчет в том, что в этот день появились на свет, но знают эту дату.

Почему?

Потому что семья сообщила. Семья, с которой тебя связывают кровные узы, сообщила тебе дату твоего рождения, и приходится поверить им на слово.

Лично я считаю, что дата рождения абсолютно не нужна. Разве важно, чтобы кто-то, например, члены семьи, знал ее?

Семья.

Вся моя семья – брат, который на семь лет старше меня. Родителей я потерял, когда учился в средней школе, жил на попечении родственников. Однажды брат сказал: «Я стану предсказателем», – и бросил университет.

Тогда я подумал, что это бредовая идея, но мне было интересно, поэтому я поддержал его. Было интересно посмотреть, как мой брат провалится с треском. Но, к сожалению, к моему прискорбию, он преуспел в этом, и деньги потекли рекой.

Знаменитым он стал года четыре назад, но до сих пор он считается лучшим. А начал он этим заниматься примерно тогда, когда все эти гадания вошли в моду.

Всемогущий прорицатель, которому все по плечу. Эксцентричный предсказатель, которого нельзя загнать в рамки правил. И так далее. Его и сейчас превозносят.

Брат оплачивает мои расходы на жизнь и обучение. Родителей нет, стипендию не получаю, подработками не занимаюсь, наслаждаюсь спокойной жизнью в кампусе исключительно благодаря своему брату. Я должен быть ему благодарен, но я не испытываю к нему ни капли благодарности. Потому что деньги, которые он мне дает, – это плата за молчание. Он не предсказатель, а аферист. И он платит, чтобы об этом ни одна живая душа не узнала.