Костас Кодзяс - Забой номер семь

Но сегодня за десертом Ньюмен почувствовал подозрительное покалывание в затылке и встревожился. Он тут же сорвал салфетку с жилета, потребовал счет и в растерянности выбежал на улицу. Эти странные припадки нарушали его распорядок дня. Он шел быстрым шагом, стараясь вобрать в легкие побольше воздуха. В гостинице провел всего лишь минут пятнадцать. Бросил взгляд только на первую страницу газеты, не стал заводить часы. Тяжело дыша, вошел в приемную своей конторы, где белокурая секретарша, не ожидавшая его прихода, делала маникюр.

Девушка испуганно вздрогнула. За пять лет, что она прослужила у капитана в отставке, в обычном распорядке его рабочего дня не раз происходила непонятная путаница. Он внезапно появлялся перед ней в самое неурочное время. Врывался в контору и тотчас запирался в своем кабинете. Она заметила даже, что в эти примечательные дни его физиономия выражала страх; последнее обстоятельство страшно возбуждало ее любопытство. Большей частью он оставался всю ночь в кабинете, неподвижно сидел в кресле, не занимаясь никакими делами: она следила за ним в замочную скважину. И самым странным было то, что он никогда не зажигал света. Периодически повторяющиеся душевные кризисы Ньюмена приводили девушку в недоумение. И так как глупенькая, легкомысленная фантазерка обожала романы, она в конце концов пришла к выводу, что существует, несомненно, таинственная роковая женщина, которая время от времени возникает, как привидение, на пути ее начальника. Она все больше убеждалась, что жизнь капитана полна похождений и напоминает историю доктора Стива, влюбленного в призрак женщины, героя приключенческого романа «Дама с вуалью», который печатался из номера в помер в одном еженедельном журнале. Секретарша давно уже собиралась попросить Ньюмена повысить ей жалование, но никак не могла решиться.

– Sorry, [14]– при виде его испуганно пробормотала она, поспешно убирая флакончики с лаком.

Он даже не взглянул на нее.

– Меня здесь нет ни для кого, кроме молодого человека, который будет спрашивать меня в четыре часа, бросил он ей на ходу.

Девушка обратила внимание на его виски, покрытые капельками пота, одышку, белые как полотно щеки. «Боже мой, опять с того света явилась Элен и, приподняв вуаль, с неугасимой ненавистью обожгла его своим сверкающим взглядом», – подумала секретарша, знавшая наизусть последний выпуск загадочной истории доктора Стива.

Хлопнув дверью, Ньюмен скрылся в своем кабинете.

«Может быть, я опять ошибаюсь, – размышлял он, пытаясь успокоиться. – Столько раз я уже ошибался, думая, что начинается новый приступ, а потом все обходилось. Наверно, у меня просто от переутомления кружится голова».

Он сел в кресло и закурил сигарету. Несколько раз нервно затянулся и потушил ее. Немного погодя сунул в рот вторую сигарету. Его пальцы дрожали, когда он держал в руке горящую спичку. Он дал ей погаснуть, продолжая сидеть с незажженной сигаретой в зубах. Закурил значительно позже. Его толстые щеки раздувались, когда он выпускал струйки дыма. Как нередко случалось с ним в подобные минуты, он погрузился в воспоминания, стая перебирать события своей жизни, точно пытался найти в них что-то в надежде избавиться от страха смерти.

Джон Ньюмен родился в Манчестере в бедной семье и вступил в армию еще юношей; он мечтал стать кадровым офицером. Много лет провел он в Индии и за долгие годы военной службы заработал три ордена. Первую награду он получил, будучи еще сержантом сторожевой службы на берегах Ганга. Ему удалось всего лишь с тридцатью солдатами подавить волнение, грозившее распространиться по всей провинции. Он проявил такое усердие, что за два часа спалил три деревнн и расстрелял из пулеметов больше двадцати крестьян. За этот подвиг, помимо ордена, он был удостоен офицерского звания, которым очень гордился.

Джон Ньюмен всегда выполнял приказы начальства беспрекословно и педантично, как и подобает настоящему офицеру английских колониальных войск, офицеру, который верил когда-то, что в мире все преходяще, кроме славы Британской империи. Да, Джон Ньюмен считал себя одним из ее столпов. Разве не были самыми прочными ее столпами эти вояки, кучка людей из метрополии, избранные представители расы, сочетавшие в себе дипломатический дар Талейрана с жестокостью Чингисхана? Разве по воспевали их подвиги многие отечественные поэты и писатели? Разве жизнь их не послужила темой для пьес и кинофильмов? Да, они были губами льва, который восхищал и устрашал весь мир.

Итак, во имя славы империи капитан Джон был способен хладнокровно убивать, сжигать деревни, заставлять своих солдат совершать самые бесчеловечные преступления, и при этом сердце его преисполнялось гордости и уверенности, что он следует своему долгу и служит родине и королю. Он не пренебрегал, конечно, более мирными средствами. В его распоряжении их было немало. Но самым надежным он считал вербовку среди местного населения голодных невежественных парней, которые за тарелку супа вступали в отряды янычар. Он коварно насаждал братоубийство, считая его самой прочной опорой своей власти. Авторитет его в армии возрастал. Этот жестокий честолюбец был склонен к мечтательности и часто с тоской вспоминал свой родной город.

А когда наступал голод и он видел вокруг миллионы человеческих существ, умирающих от истощения, он с гордостью обращал взор на тяжело груженные английские суда, отплывавшие к нему на родину. Тогда он вспоминал витрины магазинов в Манчестере, коммерсантов, прогуливающихся с женами по парку после воскресной службы в церкви, свои школьные годы, когда учитель заставлял их повторять хором: «Индия производит…» Боже мой, какую тоску по родине чувствовал он в такие минуты! И невольно насвистывал себе под нос популярную песенку: «Путь далек до Типперери…», точно набираясь сил для своей «патриотической» миссии.

Ньюмен во всем был примерным, дисциплинированным солдатом: пуговицы и пряжки начищал до блеска, каждый день брился, четко отдавал рапорт перед строем, выполнял все точно так, как того требовали приказы и устав.

В часы, свободные от службы, он пил вино, играл в карты или забавлялся со своей собакой. И другие офицеры любили и держали животных. Многие из них были членами общества покровителей животных – человек ведь ощущает потребность изливать на кого-нибудь свою нежность. Да, свою собаку Джон Ньюмен обожал и, когда она подохла, долго сокрушался. Закопал ее за казармой, прошептав: «Да упокоит бог ее душу». И так как англичане обычно обставляют торжественно даже самые нелепые свои действия, он после ее похорон совершенно серьезно принимал соболезнования офицеров.

Так протекала жизнь Джона Ньюмена, и приближалось время, когда он должен был получить пенсию и вернуться на родину. Но однажды утром он со своими солдатами, шагая к Лахору, попал в засаду к партизанам. Спаслось человек двадцать, он был ранен в голову. На самодельных носилках его донесли до ближайшей больницы, а оттуда на самолете отправили в Англию. Его оперировали, но не смогли вытащить осколок; осколок, величиной с булавочную головку, слегка задев мозг, застрял в черепе.