И. Грекова - Пороги

Саша вообще последнее время чем-то расстроен, а чем — не говорит…

Александр Маркович сидел мрачноватый, выпустил только полулыбки.

— Нюша, садись, есть разговор.

— В чем дело? Какие-то неприятности, да?

— Вроде. Не очень крупного масштаба, но все же… Прошу тебя, не волнуйся.

— За кого ты меня принимаешь? Я только по пустякам волнуюсь. Помнишь, на фронте: бомбы падают — не волнуюсь, а пропала пилотка — вне себя.

— Ну, ладно. Бомбы еще не падают. В сущности, я должен был бы тебе рассказать давно, но с меня взяли слово не разглашать. Видишь ли, с некоторых пор на меня стали поступать анонимки. Первая пришла в декабре. Вот, читай.

Фабрицкий вынул из «дипломата» «первую ласточку». Дятлова надела очки, прочла ее два раза.

— Какая мерзость! — сказала она наконец.

— Ну как, бомбы падают или пилотка пропала?

— Скорее пилотка. Я во гневе.

— А какая ты была тогда хорошенькая, в пилотке! — мечтательно сказал Фабрицкий. — Я, Нюша, был в тебя влюблен…

— А то я не знала! Женщина всегда такое знает.

— Кстати, я тебе не сказал, что анонимка напечатана на «Наири». — Анна Кирилловна свистнула. — Нюша, брось свои солдатские привычки. Привлекаешь внимание. Как ты думаешь, кто это писал? Явно кто-то работающий в нашем отделе. Или имеющий к нему отношение.

— Видимо, да. Здесь, между прочим, повторяются некоторые мои высказывания…

— Я заметил. Давно хотел тебе сказать: Нюша, будь осторожнее.

— У себя в отделе? Ну, знаешь, быть осторожнее в своем отделе… Ведь отдел — это все равно что семья.

— Иной раз и в семье не мешает осторожность.

— Ну, знаешь, я так жить не могу.

— Научишься.

— Саша, ты сам на себя не похож.

— Как раз похож. Но сейчас я озабочен. Я бы тебе не говорил, если бы это письмо было последнее.

— А что, были другие?

— Два.

— Это становится интересно.

— Вторая анонимка, — казенным голосом заговорил Фабрицкий, — отправлена в еще более высокую инстанцию, чем первая, тоже напечатана на «Наири» и имеет обратный адрес — «партком НИИКАТ». Она длинная, я ее законспектировал. Читай отсюда.

Не без труда Дятлова разбирала торопливый почерк Фабрицкого:

— «В предыдущем письме авторы пытались выявить опасность того уровня коррупции и халтуры, которые царят в институте. К сожалению, письмо не привлекло должного внимания. Все руководство института, включая дирекцию, партком и местком, прогнило сверху донизу. В институте процветает блатмейстерство, кумовство, взяточничество. В качестве примера возьмем отдел, которым руководит Фабрицкий А. М. В свое время он получил докторскую степень за взятки, а теперь решил протащить в ученые своего сыночка, именуемого в дальнейшем Гошей. Отец-Фабрицкий без конца разъезжает по командировкам, всюду завязывает знакомства, нужные ему, чтобы пропихнуть защиту Гоши. Недавно он ездил в Тбилиси за казенный счет, чтобы встретиться там с академиком Бруновым, председателем совета, где планируется Гошина защита. Конференция шла на грузинском языке, которого Фабрицкий не знает, что не помешало ему угощать академика с чисто грузинским гостеприимством, не пожалев ни чахохбили, ни шашлыка из юного барашка, ни коллекционных вин. Растроганный этой щедростью, академик Врунов дал согласие…»

Анна Кирилловна подняла на Фабрицкого вопрошающий взор.

— Что ты так смотришь, Нюша? Конференция шла на русском языке, я делал доклад. Брунова в Тбилиси я не встречал вообще. Он дал согласие на Гошину защиту уже давно, до всякой моей поездки… Да что я перед тобой должен оправдываться? Писать объяснения?

— Нет-нет, — поспешно ответила Анна Кирилловна и стала читать дальше: — «Фабрицкий А. М. широко известен своим бабничеством. Он берет на работу к себе только красивых и молодых женщин, и, естественно, они с ним расплачиваются натурой. Единственное исключение — Дятлова А. К., некрасивая и немолодая, которая зато пишет Гоше диссертацию…»

— Ты меня прости, — перебил Фабрицкий, — не надо было тебе этого показывать.

— А что, я не знаю, что я некрасивая и немолодая?

— Для меня ты всегда красивая и молодая. Ну уж читай до конца.

— «Правда, ходят слухи, что Фабрицкий А. М. и Дятлова А. К в свое время состояли в незаконной связи. Документами это не подтверждено, но правильно говорится: нет дыма без огня…» Ты только подумай, Саша, — задумчиво сказала Анна Кирилловна, — а ведь на всем свете только мы с тобой знаем наверняка, что ничего такого между нами не было…

— И очень жаль. Ну, ладно, опасное место пройдено. Читай дальше.

— «…Дятлова А. К. — человек прошлого. Ее научные заслуги явно преувеличены. Не в силах справиться одна с диссертацией Гоши, она привлекает других сотрудников: Коринца И. М., Толбина Ф. А., Малых Р. С., которые вынуждены отвлекаться от своих прямых обязанностей. Значительный кусок диссертации Гоши написал за него инженер лаборатории Дятловой Зайцев А. И., которого она нежно называет Толей… Мы обращаемся в вашу высокую инстанцию с единственной целью изучить положение в НИИКАТ всеми доступными средствами, не исключая и тайное наблюдение. Группа сотрудников».

— Ну, каков гад? — спросил Фабрицкий.

— Слов не нахожу. А что ты делаешь, чтобы прекратить этот поток помоев?

— Пишу опровержения по пунктам. Панфилов уже нервничает: обвинения, как видишь, касаются и его. Требует у меня документально обоснованных ответов. Я последнее время только и делаю, что пишу ответы и их документально обосновываю. Работенка не из легких. Готова ты прочитать еще одно письмо?

— А что? Оно похоже на эти?

— Не совсем. Во-первых, оно отправлено в комиссию народного контроля. Во-вторых, напечатано не на «Наири», а на обыкновенной пишущей машинке. В-третьих, оно подписано.

— Кем же?

— Только не волнуйся. Дятловой.

— Хо-хо! Меня душит смех. Надеюсь, ты понимаешь, что я не писала?

— Спрашиваешь! Выпей воды.

— Сам пей. Тут уже не пилотка, тут бомбой пахнет. Тут я спокойна.

— Будешь читать?

— Не стоит. Перескажи конспективно.

— Конспективно так: она (якобы ты) жалуется, что Фабрицкий, пользуясь своим служебным положением, вынудил ее написать диссертацию его сыну. Что этот сын — бездарный мальчишка и не написал сам ни одной строчки. Что он унаследовал от отца не только бездарность, но и неразборчивость в личной жизни. Кончает просьбой обуздать зарвавшихся Фабрицких — отца и сына.

— И святого духа, — механически добавила Дятлова.

— Можешь шутить? Молодчина.

— Как раз тут-то и могу. Ясно, что мне делать: написать самой в комиссию народного контроля, опровергнуть этот бред, заверить подпись — и дело с концом.

— Ты меня удивляешь, Нюша. С твоей эмоциональностью… А я-то ожидал, что именно это письмо тебя огорчит особенно.