Павел Тетерин - Новый альбом

В свою комнату он ввалился почти под утро — натруженные ноги ныли, одежда вся взмокла от пота, лицо покрыто серой дорожной пылью. До шоссе он дошёл без труда, слава богу, водитель одной из бесконечных тянущихся в город фур сжалился и подвёз его до кольцевой. А дальше Степа снова шёл пешком, пытаясь физической нагрузкой успокоить роящиеся в голове мысли.

Он открыл дверь кухни, прошёл к раковине, умылся холодной водой и сел на стоящую рядом скамью.

Отчаяние придавило его, словно огромная чёрная скала.

Ради чего это все, думал он, оглядывая стены своего унылого жилища. Ради чего такая жизнь? И за что она досталась ему?

Все без толку. Не получится у него сделать тут ничего хорошего. Ни у него, ни у кого-то другого. Им просто не дадут, да и не надо этого никому. Никому не нужно, чтобы небольшая кучка уродов-переростков жила счастливо, не чувствуя себя изгоями и отбросами общества.

Вдруг его взгляд упал на лежащий возле края стола сложенный лист бумаги. Он поднял его и развернул.

Это был лист, оставленный Колькой. Он развернул его, и вдруг ему на коленки вывалился ещё один буклет с большими буквами «YesFuture» на внешней стороне.

Степа отложил его, не разворачивая, и снова стал рассматривать вырезанную из газеты статью. Рассматривал чёрно- белые, плохого качества фотографии, читал описания, и чувствовал, как в нем что-то меняется. Что-то очень важное, хоть он и не понимал до конца, что же именно. Что-то менялось в нем навсегда. Может, это был тоже рост?

Он встал и медленно пошёл в свою комнату. Оглядел её — за те полгода, что он прожил тут, он особо и не нажил ничего ценного — разве что картины, висящие на стенах, были ему очень дороги. Но картины — это не проблема, он нарисует новые. Он достал свою единственную большую сумку и стал собирать вещи.

Через девять часов Степа вышел на последней станции городской электрички и направился в сторону выхода из города. Он прошёл первую городскую стену, миновал полицейский кордон и зашагал по дороге, ведущей на северо-восток. Туда, где его могла ждать совсем другая жизнь.

Город раскинулся по правую руку от него, спускаясь в низину. Отсюда нагромождения коробок небоскребов абсолютно не давили на него, превратившись в игрушечные домики, подобных тем, что расставляют под стеклом в архитектурных макетах. Казалось, можно взять из под ног камень, запустить его и проделать в этих хрупких белых квадратиках пару чёрных дыр.

Ладно, подумал он, исподлобья рассматривая картонные домики. Мы ещё посмотрим, что будет дальше. Да, мы растем, и нам с вами не по пути.

А вы всё мельчаете.

Все ведь развивается, правда? Время не стоит на месте, и рано или поздно оно всё расставит на свои места. Нас станет больше — и однажды маленькие люди не смогут диктовать нам, как и где нам нужно жить. Поэтому когда-нибудь мы придём, и либо положим вас всех в карман и оставим жить — так, как развлечение, как забавных зверушек в аквариуме, либо растопчем всё к чертям, заставив отдать нам все эти ваши крохотные и очень ценные штучки, от которых так неоправданно много зависит в мире.

Степа перекинул сумку из одной руки в другую, отвернулся от города и ускорил шаг.

Олег нервно барабанил пальцами по крышке лежащего на коленях ноутбука и тупо смотрел вперед — на стоящую перед ним в пробке машину. Это был старый грязный универсал — правый габарит не работал, на дворнике болталась грязная изодранная желтая ленточка, стекло изнутри покрыто исцарапанной тонировкой. Зрелище не самое радужное. И таких корыт вокруг была тьма — на сотни метров по дороге взад и вперед от них. Все двадцать полос дороги были забиты машинами, сколько хватало глаз, а сейчас они к тому же почти перестали двигаться, встав наглухо.

Чёрт, с самого утра день не задался — подумал он. Дома кончился сахар — пришлось пить утреннюю чашку кофе без него, морщась глотая горькую чёрную жижу, потом — стычка на лестничной площадке с бесноватой соседкой, затем, уже на улице, он вспомнил, что не взял зарядку от компа — пришлось, блин, вернуться. Вдобавок он чуть не застрял в лифте по дороге обратно. Он, конечно, посмотрел в зеркало, как же без этого, но приятного мало — Олег был не чужд суевериям, и такая подробность, да ещё и прямо перед полётом, его не радовала.

А теперь вот ещё и пробка — хотя на этой трассе и в это время он помнит затор только один раз — когда к ним вдруг прилетела какая-то шишка и дороги были перекрыты к чертям.

Он поёрзал в кресле и посмотрел на часы. До окончания регистрации осталось пятнадцать минут — если сейчас он не улетит, это будет большая, чертовски большая проблема. Олег вздохнул.

— Успеем, нет? — унылым голосом спросил он у таксиста.

— Должны вроде — нехотя буркнул в ответ тот. В этот раз за рулем желтого седана сидел пожилой угрюмый мужик в сдвинутой на глаза кепке — классический «водила», с заскорузлыми лапами и таким же, кажется, мышлением. Общих тем для разговора у них не нашлось, поэтому приходилось торчать в машине в абсолютной тишине. Казалось, что минуты ползут как улитки, но момент, когда стойки регистрации закроются к чертям, неумолимо приближался. Тогда все — он не успеет. И это будет большой провал. А самое обидное, что слетать осталось то всего лишь пару раз. А так — непонятно, что вообще будет. Могут и уволить ведь.

Когда ему, молодому сотруднику консалтинговой фирмы, предложили поучаствовать в этом проекте, его все устраивало, кроме одного — в течении месяца он должен был восемь раз слетать на мероприятия в маленький промороженный северный городишко, где больше половины времени в году темно, как в заднице, и холодно, как на Луне, а жители — сплошь приезжающие на вахты работники нефтедобывающей отрасли. Да, в общем-то, хрен с ним, какой город — работа есть работа, но вот была другая проблема — Олег боялся летать. Не так чтобы совсем до тряски, но боялся — перед полётом он неизменно выпивал сто грамм виски в дорогущих барах при аэропортах и вообще всячески старался думать о чем угодно, но не о полете. И всё равно — в момент, когда самолёт трогался по взлётной полосе, он закрывал глаза и впивался пальцами в подлокотники кресла, бормоча что-нибудь отвлекающее себе под нос. Впивался так, что пальцы белели — будто таким образом он мог как-то помочь этой чёртовой железной махине оторваться от земли. Да и в воздухе он чувствовал себя немногим лучше — когда все остальные мирно сидели по своим местам и любовались пушистой подушкой из облаков под крыльями самолёта, или просто спали, Олег мрачно цепенел в кресле, вяло размышляя о том, что до земли сейчас несколько тысяч метров, и в этой ситуации ремни безопасности и плавательные жилеты под креслами какая-то издёвка над пассажирами. Они бы ещё акваланги туда клали, ей богу.