Джон Грин - Ошибки наших звезд[любительский перевод]

Но опять же, он ведь не пытался поцеловать меня, он всего лишь дотронулся до моего лица, и это даже не сексуально . Это не было действием, призванным возбудить меня, но это движение определенно было продуманно, потому что Август Уотерс не был импровизатором. Так что же он пытался выразить? И почему я не хотела принять это?

В какой-то момент я поняла, что пытаюсь проанализировать свой первый опыт в стиле Кейтлин, так что я решила позвонить ей и спросить совета. Она сразу ответила.

— У меня проблема с парнем, — сказала я.

— ПРЕЛЕСТНО, — ответила Кейтлин. Я рассказала ей обо всем, даже о неловком прикосновении к моему лицу, умолчав только об Амстердаме и имени Августа. — Ты уверена, что он красив? — спросила она, когда я закончила.

— Вполне, — сказала я.

— Спортивный?

— Да, он раньше играл в баскетбол за Северную Центральную.

— Вау. А как ты с ним познакомилась?

— На этой омерзительной Группе поддержки.

— Ага, — сказала Кейтлин. — Из чистого любопытства, сколько ног у этого парня?

— Около 1,4, - сказала я, улыбаясь. Игроки в баскетбол пользовались известностью в Индиане, и хотя Кейтлин ходила в другую школу, ее социальные связи были бесконечны.

— Август Уотерс, — сказала она.

— Ммм, предположим.

— О Боже. Я как-то видела его на вечеринке. Что бы я сделала с этим парнем. То есть, не теперь, когда я знаю о твоей заинтересованности. Но все-таки, Святая Матерь Божья, я бы скакала на этом одноногом пони по всему загону.

— Кейтлин, — сказала я.

— Извини. Как ты думаешь, тебе придется быть сверху?

— Кейтлин, — сказала я.

— О чем это мы. Да, точно, ты и Август Уотерс. Может… ты лесбиянка?

— Не думаю. Он определенно мне нравится.

— Может, у него уродливые руки? Иногда у красивых людей руки просто жуткие.

— Нет, руки у него вроде как изумительные.

— Хмм, — сказала она.

— Хмм, — сказала я.

Через секунду, Кейтлин сказала:

— Помнишь Дерека? Он расстался со мной на прошлой неделе, потому что решил, что глубоко внутри мы фундаментально несовместимы, и нам будет только больнее, если мы доберемся до этого. Он назвал это упреждающим расставанием. Так что может, у тебя предчувствие, что вы фундаментально несовместимы, и ты просто упреждаешь упреждение.

— Хмм, — сказала я.

— Я просто мыслю вслух.

— Сожалею насчет Дерека.

— А, да я пережила это, дорогая. Мне понадобились сорок минут и пачка мятного печенья, чтобы забыть этого парня.

Я рассмеялась.

— Ну, спасибо, Кейтлин.

— Если ты все же трахнешь его, я ожидаю непристойных подробностей.

— Ну конечно же, — сказала я, а затем Кейтлин чмокнула губами телефон, и я сказала: — Пока, — и она повесила трубку.

★★★

Я поняла, пока слушала Кейтлин, что не пыталась предупредить причинение ему боли. Это было поступреждение.

Я достала ноутбук и нашла в сети страницу Кэролин Мэтэрс. Физическое сходство было ошеломительным: такое же круглое стероидное лицо, такой же нос, примерно та же структура тела. Вот только ее глаза были темно-коричневые (мои зеленоватые), и цвет кожи гораздо темнее — она была похожа на итальянку.

Тысячи людей — буквально тысячи — оставили для нее сообщения с соболезнованиями. Можно было бесконечно листать этот список людей, которые скучали по ней, и я потратила почти час, чтобы добраться от сообщений типа Я сожалею о твоей смерти до других, из разряда Я молюсь за тебя . Она умерла год назад от рака мозга. Я посмотрела некоторые из ее фотографий. На многих из ранних был Август: выставивший вверх большие пальцы возле зазубренного шрама на ее лысом черепе; держащий ее за руку, пока они стояли спиной к камере на игровой площадке Мемориального госпиталя; целующий ее, в то время как она держала фотоаппарат на вытянутой руке, так что видно было только их носы и закрытые глаза.

На недавних фотографиях можно было увидеть ее до болезни, они были загружены ее друзьями пост мортем: красивая фигуристая девушка с широкими бедрами, ее длинные и прямые черные волосы спадали на лицо. Здоровая я даже близко на нее не походила. Но наши раковые воплощения казались сестрами. Не удивительно, что он так уставился на меня, когда увидел впервые.

Я продолжала возвращаться к одному и тому же сообщению, отправленному одним из ее друзей два месяца назад, через девять месяцев после ее смерти.

Нам всем тебя так не хватает. Это никогда не закончится. Будто мы все были ранены в твоей битве, Кэролайн. Я скучаю по тебе. Люблю тебя.

Через какое-то время родители объявили время ужинать. Я выключила компьютер и встала, но не смогла выбросить то сообщение из головы, и по какой-то причине оно сделало меня нервной и отбило у меня всякий аппетит.

Я все думала о моем ноющем плече, и голова продолжала болеть, возможно только потому, что я думала о девушке, умершей от рака мозга. Я продолжала говорить себе быть сейчас здесь, за круглым столом (возможно, слишком большом в диаметре для троих и определенно гигантским для двоих), над тарелкой с сырой брокколи и бургером с черной фасолью, который никакой кетчуп в мире не мог достаточно увлажнить. Я также сказала себе, что представление развивающейся метастазы в мозгу или плече никак не повлияет на невидимые события, происходящие внутри меня, и следовательно, подобные размышления были потерянными минутами жизни, состоящей из определенно конечного набора подобных минут. Я даже попыталась велеть себе жить моей лучшей жизнью сегодня.

В течение невероятно долгого времени я не могла понять, почему что-то, написанное одним незнакомым мне человеком другому незнакомому мне (и скончавшемуся) человеку могло так меня беспокоить и заставлять переживать из-за воображаемой опухоли мозга — который на самом деле болел, хотя я и знала по опыту, что боль была грубым и неконкретным инструментом диагностики.

Так как сегодня землетрясения в Папуа Новой Гвинее не было, родители были гиперсосредоточены на мне, и я никак не могла скрыть этот внезапный поток беспокойства.

— Все в порядке? — спросила мама, пока я ела.

— Ага, — сказала я. Откусила кусок от бургера. Проглотила. Попыталась выдавить из себя что-то, что сказал бы нормальный человек, мозг которого не захлебывается в панике. — В бургерах тоже брокколи?

— Немного, — сказал папа. — Здорово, что ты можешь поехать в Амстердам.

— Ага, — сказала я, пытаясь не думать о слове ранены , что, конечно, является замечательным способом думать об этом.

— Хейзел, — сказала мама. — Где ты сейчас?

— Задумалась, наверное, — сказала я.

— Втюрилась, — сказал папа с улыбкой.

— Я не первоклашка какая-нибудь, и не втюрилась ни в Гаса Уотерса, ни в кого-либо другого, — ответила я чересчур оборонительно. Ранены . Как будто Кэролин Мэтэрс была боевым снарядом, и, когда она взорвалась, все вокруг нее оказались нашпигованы шрапнелью.