Павел Басинский - Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина

Все обиды он делил на маленькие, большие и страшные. Первая страшная обида была нанесена ему, когда его впервые выпустили во двор без няни. Он вышел на крыльцо своего ведомственного дома в новых черных шортиках, надетых поверх белых колготочек, в белой рубашечке и черной же, специально для этого самостоятельного выхода купленной в ГУМе матросской бескозырке с лентами, на которой было написано «Отважный». Игравшие в песочнице мальчики ласково позвали его к себе, а когда он подошел, предложили откусить от песчаного куличика, делая при этом вид, что и сами откусывают и что это необыкновенно вкусно. Еремей и откусил, а потом долго под общий смех выплевывал песок и горько плакал.

Почему та обида была такой уж «страшной», он и сам бы не смог объяснить, но это было именно так.

С Палисадовым его познакомил Барский, которого Еремей ненавидел за тысяча сто одну маленькую, пятьдесят четыре большие и три страшные обиды, нанесенные в студенчестве и позже. Палисадов стал человеком, на которого поставил Еремей, используя свой ум и родственные связи. И не просчитался.

— Я собрал вас, господа, чтобы сообщить вам, что такой страны, как СССР, больше не существует! — наконец торжественно завершил свою фразу Палисадов.

Восемь человек, собравшихся в новом кабинете генерала Димы на Старой площади, замерли, напряженно думая.

Первым, как всегда, не выдержал Неваляшкин. Он подскочил к Палисадову, наслаждавшемуся эффектом от своего сообщения, и заговорил горячо, выплевывая слова, производя свистящий носовой звук, напоминающий хлюпанье мокрой травы под сапогами:

— Вы наверное знаете? Не может быть дезинформации? Ельцин вам сообщил? Все подписали договор? И Казахстан подписал? И Украина? И Гейдар Алиев?

— Не волнуйтесь, Еремей. Два часа назад из Беловежской Пущи мне позвонил Ельцин и поздравил с окончательной, сокрушительной победой русской демократии!

— Все-таки это как-то не того, господа… — пробормотал кто-то из присутствующих с едва заметным нижегородским акцентом. — По правде говоря, я совсем на это не рассчитывал. Конечно, Россия экономически выиграет. Но надо думать и о мировом балансе сил. Развал СССР подорвет наш военно-промышленный комплекс… Америка…

— К черту военно-промышленный комплекс! — завизжал Неваляшкин. — Нужны мы США как пятое (хлюп-хлюп!) колесо в телеге! То есть было бы счастьем, если бы мы могли сдаться США с потрохами, но только (хлюп-хлюп!) наши прогнившие потроха им совсем не нужны!

— Все-таки следовало быть осторожнее, — продолжал все тот же сомневающийся голос, принадлежавший высокому кудрявому мужчине с ухватистыми мужицкими руками. — Нужно было сперва проконсультироваться с нашими зарубежными партнерами и только потом…

— Неужели вы думаете, Чемоданов, что мы не консультировались? — небрежно возразил Палисадов. — Этим я и занимался всю последнюю неделю на самом высоком уровне.

— И что, они согласились?

— Нет, не согласились. Настойчиво рекомендовали. Настойчиво, понимаете…

— Это меняет дело, — буркнул кудрявый мужчина все равно как-то недовольно.

— Да, но что же теперь, господа? — спросил журналист Аркадий Прицкер, недавно вернувшийся из США, куда он в свое время со скандалом эмигрировал. — Президент имеется, а правительство?

При этих словах Еремей Неваляшкин весь сжался, скрестил руки и отбежал в сторону.

Палисадов улыбнулся:

— Это вопрос… практически решенный.

Неваляшкин бросил на него жалобный взгляд. Он весь дрожал, как от озноба.

— Я не швыряю слов на ветер. Скоро, скоро, уважаемый Еремей, вы будете иметь возможность в этом убедиться.

— Я ни минуты не сомневаюсь, — продолжал Палисадов, — что вы и ваша команда (я полагаю, уже тщательно подобранная) — это наилучший вариант нового российского правительства. Я доложил об этом президенту. Он со мной согласился.

Неваляшкин просиял.

— Но! Президент просил подождать. Не первое, может быть, второе правительство. А пока необходим премьер… как бы это выразиться… с другим имиджем.

— Не понимаю, — с потускневшим лицом произнес Неваляшкин, который уже замечательно все понял и записал про себя страшную обиду на счет президента.

— А чего тут понимать! — захохотал Барский, до того мрачный (сообщение Палисадова его ошеломило). — Рожей ты не вышел для первого премьера, Неваляшка! Народу скоро жрать будет нечего, а еще ты будешь маячить на экране, как рождественский поросенок!

— Зачем же вы так, Лев Сергеевич? — укорил Палисадов, страшно довольный, что Барский взял неприятное объяснение на себя.

— Кто же возглавит правительство? — взяв себя в руки и записав на счет Барского пятьдесят пятую большую обиду, спросил Неваляшкин. — По крайней мере, к нам обратятся за консультацией?

— О-о, это само собой! — радостно подхватил нить разговора генерал Дима. — И не просто консультации! Вы немедленно, с сегодняшнего дня, возглавляете центр мозгового экономического штурма! За соответствующее вознаграждение, конечно.

— Деньги меня не волнуют, — скривив губы, возразил Неваляшкин. — Хотя ради нашей совместной работы я отказался от заграничных лекций и места главного редактора «Экономической газеты».

— Деньги никогда не бывают лишними. Вы наш мозг, а мозг надо кормить. И хорошенько кормить…

— На убой, — сказал Барский.

— Кстати, о вас, Лев Сергеевич, — спохватился Палисадов. — Что вы думаете о портфеле министра культуры или, скажем, образования?

— Нет уж, — сказал Барский. — Я ни на что не променяю свободу. И потом, если быть честным, господа… Противен мне этот ваш дележ власти на руинах России. И вообще — некогда мне тут с вами рассиживаться. Меня девчонка интересная ждет… — Барский поднялся.

— Сядьте, Лев Сергеевич, — приказал мгновенно подскочивший к нему телохранитель Палисадова Юрий Семаго. — Сядьте, прошу вас.

— То есть как? Я не понимаю! — Барский задергался в железной руке гиганта, которая взяла его за плечо вежливо, но неотвратимо.

— Что такое? Что? — заволновались все.

— Успокойтесь, господа, — сказал Палисадов несколько смущенным, но твердым голосом. — Я забыл предупредить Льва Сергеевича о нашем договоре. Ни один человек не выйдет из этого кабинета… до конца разговора и подписания коллективного документа.

— Какой договор? Какой документ? — всполошились все.

— Разве я не сказал? — удивился генерал Дима. — Простите, господа! Ветер революции шумит в моей бедной голове. Да, коллективный документ. Но ведь это ж так очевидно!

— Возможно. Но вы должны были нас предупредить, — недовольно возразил ему рыжий мужчина с сильно выдвинутым вперед подбородком и волевыми ноздрями. — Фактически вы заманили нас в ловушку. Так дела не делаются, Дмитрий Леонидович.