Банни Гуджон - Девственницы

Стейси прикусила губу:

— Папа сказал…

— Тебе папа велел их позвать? Тед!

— Нет. Папа сказал, что всем надо знать о шахтерах, забастовке и пони, а миссис Томпсон ничего не знает, иначе она позволила бы Тот наклеить листовки на окно…

— Вот видишь, Тед, что ты делаешь с ребенком, — сказала мать. — Сохрани нас Господь от политики, будь она неладна!

Стейси шмыгнула носом.

— … И потом, папа наладил освещение, а Тот мне не поверила, и… я сказала, что ты сказала, что нам всем надо держаться вместе, как в войну во время налетов, и быть добрыми соседями. Вот я и подумала, что они могут прийти к нам к чаю. — Глаза у Стейси наполнились слезами, а к горлу подступил ком — большой, как общественный центр Бишопс-Крофт. — Папа Тот играет на трубе.

— Ну, теперь я все, кажется, поняла! Устроим концерт. Ты на чем сыграешь, Тед? Может, на диджериду? [8] Диджериду — музыкальный инструмент австралийских аборигенов. — Мать встала; щеки раскраснелись, пухлые руки уперлись в бока. — Что же нам с тобой делать, Стейси Райт? — спросила она. — Тед, я спрашиваю, что нам с ней делать?

Отец сложил газету пополам и, поставив миску на пол рядом с креслом, развернулся лицом к жене и младшей дочери. Губы его скривились в маниакальной улыбке, лицо было покрыто маленькими черными раковинками береговичков. Шатаясь, он побрел к дивану, ворча:

— Человек-улитка не играет на диджериду! Р-р-р!

Мать фыркнула и разгладила складки на переднике.

— Вы друг друга стоите, — заявила она, выходя в кухню в поисках, чем бы угостить Томпсонов, кроме шоколадного торта.

Отец начал щекотать Стейси, она зарылась лицом в подушки, и раковинки береговичков дождем посыпались на диван.

Отец Стейси, уже очистив одежду от ракушек, сидел в кресле под прожекторами аварийного освещения. Один прожектор был направлен на диван, на котором устроились обе матери семейств. Обеим было за сорок, но на том все сходство и заканчивалось. Мать Стейси переоделась из халата в вытертый желтый вельветовый спортивный костюм, подчеркивавший все изгибы и выпуклости ее тела. Волосы она зачесала наверх и подхватила желтой резинкой с кистями. На матери Тот было нечто вроде туники с африканским рисунком и сандалии на высоком каблуке «под крокодиловую кожу». Ногти у нее на ногах были цвета перламутра. Всякий раз, когда она поднимала чайную чашку, на тонком запястье позвякивал браслет с колокольчиками.

Другой прожектор освещал коврик перед газовой горелкой, где сидели Стейси и Тот, листая толстый каталог «Кэй».

Неловкое молчание нарушила мать Стейси:

— Стейси, детка, передай, пожалуйста, мистеру Томпсону еще сандвич с лососем.

Стейси наклонилась вперед, взяла тарелку с мозаичного кофейного столика и протянула ее мистеру Томпсону, сидевшему в таком же кресле, что и отец, только по другую сторону камина.

— Спасибо, миссис Райт. Разве что еще один. — Дональд Томпсон взял сандвич и положил на тарелку рядом с большим куском шоколадного торта; там уже лежали коктейльные шпажки с кубиками сыра и кусочками ананаса. Его круглое лицо в ярком свете прожектора казалось мрачным.

Стейси поставила тарелку на стол и вернулась к Тот на коврик. Они листали страницы и на каждой по очереди выбирали то, что им нравится. Стейси выбрала красный спортивный костюм с лайкрой, который рекламировала Фарра Фоссет, Тот предпочла ее серебристые ботинки на платформе.

Мистер Томпсон закинул в рот сыр с ананасом и ткнул шпажкой в прожекторы.

— Здорово придумано, мистер Райт. Ваше аварийное освещение просто класс.

Отец Стейси кивнул, но ничего не ответил. Мистер Томпсон продолжал:

— Как по-вашему, долго шахтеры на сей раз продержатся?

Отец пожал плечами:

— Столько, сколько потребуется, мистер Томпсон. Столько, сколько потребуется.

Женщины сидели на разных краях дивана. На подушке между ними лежало разноцветное приглашение. Миссис Томпсон доела сандвич, и тарелка у нее опустела.

Миссис Райт подтянула тесные брюки спортивного костюма.

— Еще чаю? Может, тортика? — предложила она.

— Нет, спасибо. — Миссис Томпсон поставила тарелку на пол сбоку от дивана. Потом она закинула ногу на ногу и подалась к мистеру Райту. — Надеюсь, они понимают, что не могут держать в заложниках всю страну!

Отец Стейси барабанил пальцами по «Рабочему-социалисту», свисавшему с каминной полки.

— Некоторые, миссис Томпсон, смотрят на происходящее по-другому. — Говоря, он не переставал улыбаться. И Стейси, и ее мать понимали, что это дурной знак. Если мистер Райт говорил о политике и улыбался, значит, он намерен был выиграть спор. — В газете написано: когда на той неделе они устроили демонстрацию перед палатой общин, шествие растянулось на пять километров.

— Несомненно, там было полно футбольных фанатов и анархистов, — возразила миссис Томпсон, вытирая губы крошечным льняным платочком.

— Не только, — возразил отец Стейси. — Их поддержали семьдесят пять процентов мыслящих людей, верно, Пат?

Мать Стейси переводила взгляд с миссис Томпсон на мужа и обратно.

— Тед, по-моему, сейчас не время и не место спорить о политике. Давай прибережем шахтеров и забастовку на другой раз. — Она взяла в руки приглашение.

— Ты сама раскрашивала, милочка? — спросила она Тот.

Тот оторвалась от каталога и кивнула.

— Очень хорошо, — похвалила мать Стейси. — Наверное, на таком пони ты катаешься в выходные?

Тот покачала головой:

— Нет. Это пони из забоя, которому уже семь недель нечего есть, потому что все шахтеры ходят с большими транспарантами, и у них нет денег, чтобы купить ему сена, или морковки, или еще чего-нибудь. Наверное, сейчас он уже умер. — Она вернулась к каталогу и выбрала для себя прогулочный велосипед со счетчиком пробега.

Миссис Райт стало не по себе; миссис Томпсон бросила взгляд на часы.

— Боже! — сказала она. — Неужели уже так поздно? Вы уж извините, но нам пора. Надо забрать Дороти из «Любтеатра».

— Из «Любтеатра»? — озадаченно переспросила мать Стейси.

— Из Любительского театрального клуба, миссис Райт. — Миссис Томпсон встала, стряхивая со своей туники крошки на ковер. — Представляете, она играет Персефону. А ведь ей всего четырнадцать!

— Ох, зовите меня просто Патриция. Как жаль, что вам надо уходить так рано!

— Ну, может, в другой раз зайдем. Ты идешь, Дональд? — Элейн пристально посмотрела на мужа; наманикюренный ноготок постучал по циферблату наручных часов.

Он откусил кусок сандвича с лососем и посмотрел на мистера Райта. Хозяин дома молчал и, улыбаясь, глядел на огонь.

— Нет, — заявил Дональд Томпсон, запихивая в рот остаток треугольного бутерброда. — Бери машину, а я потом тебя догоню. Я хочу расспросить мистера Райта о его системе аварийного освещения.