Элизабет Страут - Пребудь со мной

Но Кэтрин ей не ответила, только молча улыбалась в окошко. Она рисовала в своем воображении свой дом, веранду, сломанные перила крыльца, накренившиеся ступени, себя, взбирающуюся на каждую из них, а потом внутри, с широко раскинутыми руками, ее будет ждать мама. «Китти-Кэт, я так скучала по тебе!» — воскликнет мама, и потом они побегут наверх и запрыгнут на кровать.

Кэтрин часто представляла себе это. То, что такого до сих пор не случалось, ее нисколько не обескураживало. Она думала об этом всегда, когда чья-нибудь машина подвозила ее домой. Эта картина ее спасала, внушая чувство безопасности, так что, когда этот странный карлсоновский сынок издевательски произнес: «Спасибо, миссис Карлсон», когда она молча вышла из машины, а миссис Карлсон сказала: «Сейчас же прекрати, Боб. До свидания, Кэтрин!» — Кэтрин все это никак не касалось.

Она быстро поднялась по ступенькам, повернула качающуюся и дребезжащую дверную ручку. А там стояла Хэтчетский Ревун, ее большие красные руки оказались прямо на уровне головы Кэтрин.

— Привет, Тыквочка, — произнесла Ревун.

Кэтрин уронила красный пластиковый футляр для ланча на пол и бросилась вверх по лестнице в свою комнату. Тыквочка? То, что эта женщина так к ней обратилась, вызвало у Кэтрин приступ тошноты. Она в отчаянии обернулась, потом скользнула под кровать, где можно от всех укрыться: там было темно и у самого ее лица валялся пыльный носок. Она слышала, что Ревун поднимается по лестнице, слышала, как эта женщина поколебалась у двери ее комнаты.

— Кэтрин, ну давай выходи оттуда, — сказала она.

Кэтрин поплотнее зажмурила глаза и задержала дыхание.

Тучи опустились пониже и обрели цвет оцинкованного железа, затем уплотнились и опустились еще ниже, так что деревья стали серыми и неподвижными, а мир по берегам реки, казалось, был придавлен и сгущен низким, насупившимся небом. У себя в захламленной кухне воспитательница детской группы воскресной школы Элисон Чейз запекла в духовке яблоки в тесте для Тайлера Кэски и, покрасив губы любимой оранжевой помадой, отправилась к фермерскому дому, чтобы оставить их Конни Хэтч.

— Тайлер терпеть не может яблоки, — сообщила ей позже Ора Кендалл в телефонном разговоре.

— Не бывает людей, которые не любят яблоки, — возразила ей Элисон.

— А Тайлер не любит. Сказал, его от них тошнит с тех самых пор, как умерла Лорэн. Она умерла, как раз когда начинался яблочный сезон. А еще он говорил, что и яичницу есть не может. После яичного порошка на флоте.

Элисон позвонила Джейн Уотсон, которая резала луковицу, держа во рту кусок хлеба, чтобы не слезились глаза.

— Я пыталась тебе позвонить всего несколько минут назад, — проговорила Джейн одной половиной рта. — Я уже рассказала Ронде и Мэрилин про мой ужасный разговор с Тайлером. Получилось так, будто говоришь с человеком, который едва соблюдает правила вежливости, которому не важно, если трубку повесят. Зачем это ты спекла ему яблоки?

— Мне стало его жаль.

— Тайлер терпеть не может яблоки. Он отдаст все это Конни Хэтч.

— Слушай, мне до смерти наскучила моя жизнь, — пожаловалась Элисон, — так наскучила, что меня от нее вот-вот начнет рвать.

— Это пройдет, — заверила ее Джейн. — У тебя же на следующей неделе заседание Исторического общества в доме Берты. Отнеси им запеченные яблоки.

— А тебе разве никогда не бывает скучно до смерти?

— Тебе надо чем-то заняться, Элисон.

— Я не могу даже дом свой привести в порядок.

— Начни с постелей, — посоветовала ей Джейн, наконец-то вынув хлеб изо рта. — Просто застели постели. И сразу почувствуешь себя лучше. И купи себе пояс-корсет, грацию. Я заказала себе новую грацию от «Сирса». В рекламе сказано: «Зачем питаться творогом, если можно сбросить пять фунтов за пять секунд?»

— Зачем стелить постели, когда в них все равно надо снова ложиться? Никогда этого не понимала. Кстати говоря, вчера я нашла у Рэймонда под кроватью журнал. С девицами!

— Ох. Ну что ж. У него возраст такой, я думаю. Заставь Фреда с ним поговорить. Или поговори с Рондой Скиллингс. Она теперь все про все знает — ты заметила? Фрейд то да Фрейд это. Любой вопрос о сексе — она станет об этом рассуждать.

— А женщина в том журнале похожа на Лорэн Кэски.

— Элисон, ты говоришь ужасные вещи.

— Спасибо, — сказала Элисон. — Спасибо тебе большое.

В тот вечер Тайлер наблюдал, как его дочь мечется по своей комнате, словно от укуса пчелы. Она бросилась от кровати к двери, потом от двери назад, к кровати, вскочила на нее, подпрыгнула. Яростно затрясла головой — вперед и назад, вперед и назад — и упала на кровать крохотным комочком, уткнувшись лицом в подушку.

— Кэтрин. Сейчас же. Перестань.

Девочка села на кровати.

— Кто-то мне про это рассказал, — объяснил ей Тайлер. — Это отвратительно, кто бы такое ни произнес.

Девочка снова затрясла головой и начала биться лбом о стену.

— Прекрати это!

Неожиданное повышение голоса заставило девочку пристально посмотреть на отца, а потом быстро, словно белка, она перевернулась и прижалась к подушке, обхватив ее руками и ногами.

— Залезай под одеяло и давай почитаем молитвы.

Тайлер приехал из Брокмортона во второй половине дня, осознав, что кампус семинарии теперь принадлежит не ему, а другим людям, хотя, когда он был там слушателем, ему казалось, что и кампус, и семинария были созданы только и совершенно исключительно для него. «Мой возраст юностью уже не назовешь», — сказал он Джорджу, и, по правде говоря, когда он шел назад по коридору Блейк-Холла, здание показалось ему уменьшившимся, будто незаметно усохло, утратив вместе с тем ту величественность, которой юный Тайлер когда-то его наделил. Возвращаясь к своей машине, он подумал, что старый кампус выглядит просто кучкой серых строений на холме. А когда он спускался по узкой дороге, тучи нависли так низко, что ему представилось, будто он въезжает в узкий коридор; ему вдруг пришел на память великолепный звук ловко пойманного футбольного мяча на поле позади его средней школы, и Тайлер почувствовал, будто катапультировался прямо из школьного детства в эту машину, на эту дорогу в качестве вдовца и отца, и был совершенно ошеломлен.

Когда он вернулся домой, в нормальное состояние его снова привела Конни Хэтч (всепонимающее спокойное сияние ее зеленых глаз). Она указала ему на запеченные яблоки, привезенные Элисон Чейз.

— Возьмите это домой, Конни, — сказал священник. — Я не выношу запаха яблок.

— Да, запахи могут довести человека, — кивнув, легко согласилась Конни и уложила их в зеленый пакет из бакалеи. — Когда я работала на Окружной ферме, мне приходилось всю одежду с себя снимать, как только я домой входила, и оставлять ее в другой комнате. И даже тогда мне казалось, что маленькие кусочки этой фермы застряли на волосинках у меня в носу.