Элизабет Страут - Пребудь со мной

— Обожемой, — произнесла Лорэн. — Это вроде как от всех далеко!

— Пусть тебя это не беспокоит, — сказал Тайлер, сворачивая на въездную аллею, шины захрустели по гравию.

— Я думаю, так даже лучше, — заметила Лорэн. — Думаю, мне вовсе ни к чему плюхаться в самую середку сообщества городских дам.

Дом безмолвно стоял перед ними. Он не был ни приветлив, ни неприветлив. Он был просто очень стар и тих, со сломанными перилами крыльца и накренившимися ступенями. Семейство Кэски медленно покинуло машину. Лорэн резко отступила назад, пока Тайлер возился с ключами. Однако вскоре он обнаружил, что кухонная дверь не заперта, и отворил ее резким толчком.

— Тебе полагается меня туда внести! — воскликнула Лорэн, протягивая к нему руки.

— Тогда я жалею, что ты съела за завтраком тот пирог. — И, подняв молодую жену на руки, Тайлер шагнул или, вернее, едва перебрался через порог.

— Здесь дурно пахнет, — тихо сказала Лорэн, когда он поставил ее на пол.

— Давай откроем окна, — предложил Тайлер, пройдя на кухню и распахивая окно, выходящее на въездную аллею. Окно было старое и дребезжало в раме.

— Здесь пахнет смертью, — сказала Лорэн. — Тайлер, мне здесь не нравится. — И она расплакалась.

Но приехала навестить их миссис Слэтин и повезла Лорэн покупать занавеси, коврик для ванной, детскую кроватку, тарелки, на которых были изображены яблоки. И когда миссис Слэтин уезжала, пообещав: «Ты не останешься здесь надолго, это все временно», Лорэн сказала, что хочет выкрасить этот ужасный старый дом в розовый цвет, иначе она его не вынесет; так что Тайлер поговорил в церкви и выкрасил гостиную и столовую в розовый цвет.

— Блестяще! — воскликнула Лорэн. — Я тебя люблю!

И он был преисполнен радости и трепетного волнения, ибо для него служить пастором в этой церкви стало назначением весьма серьезным. Он был растроган добротой своих прихожан, тем, как они, время от времени, оставляли ему записки у двери его кабинета в церкви, хваля его за проповедь, говоря, как она их тронула. Он был растроган, когда дамы из Общества взаимопомощи пригласили его на одно из своих собраний в помещении, где прихожане обычно собирались после службы; он стоял в тот день — единственный среди них мужчина — и пел вместе с ними «О, что за друг нам Иисус», а потом ел сахарное печенье с бумажной салфетки, положенной на колено. Когда он сказал Лорэн, что было бы неплохо, если бы она вела молитвенную группу, глаза у нее стали очень круглыми и она воскликнула: «О господи, нет!» На этом разговор и окончился. Она же совсем скоро будет матерью. Жизнь надвинулась на Тайлера волной серьезности и дивной необычайности, и он чувствовал, что и в самом деле детство его осталось позади.

Молитва — его личная утренняя молитва — происходила теперь в алтарной части храма, где каждое утро он сидел в полном одиночестве. Он любил едва ощутимый запах плесени, простые линии высоких окон, ряды крашенных белой краской скамей, воздух, который, казалось, хранил в своем спокойствии все мольбы и надежды и страхи тех, что вот уже в течение полутора веков сидели на этих скамьях в смирении пред Всевышним. Если кто-то, случалось, заходил в храм, Тайлер поднимал голову и кивал пришедшему, а если люди выражали такое желание, он молился вместе с ними. Тайлер чувствовал себя безмерно счастливым, что получил это место.

Поначалу он пытался молиться дома, у себя в кабинете, вместе с Лорэн. Однако она не молилась вместе с ним, как он надеялся. Она говорила, что уже помолилась сама, одна, хотя, когда они жили близ Брокмортона, она часто ходила с ним в часовню и сидела рядом, молясь вместе с ним. Но в Вест-Эннете, когда он пытался молиться у себя в домашнем кабинете, он всегда знал, что она возится на кухне, и поражался, что кастрюли и сковородки у нее всегда так гремят, а если он заходил на кухню и спрашивал: «Лорэн, у тебя все в порядке?» — она отвечала: «Да, уходи. Иди к себе в кабинет и молись. Или делай, что ты там еще делаешь».

А дел у него было много. Приход его был невелик, но ему необходимо было познакомиться с членами Церковного совета, с диаконами, с членами различных комитетов; он просмотрел дела прихожан, протоколы приема пожертвований, списки учеников воскресной школы, старые сообщения священникам округа. Он проводил много времени с секретарем церкви Матильдой Гоуэн — приятной пожилой женщиной, которая приходила в церковь дважды в неделю по утрам, чтобы размножать программы на мимеографе и отправлять письма, а также звонить слесарю, если где-нибудь что-нибудь текло, хотя церковный сторож Брюс Гилгор прекрасно делал свою работу, поддерживая здание церкви в надлежащем порядке. Тайлер писал проповеди, переписывал их, заучивал их наизусть, делал все возможное, чтобы быть доступным любому, кто нуждался в его пастырском наставлении и помощи. А люди в этом нуждались. В самый первый месяц его служения в Вест-Эннете перевернулся трактор, придавив сынишку Тейлоров и сломав ему ногу. Тайлер провел час в зале ожидания больницы, беседуя с родителями мальчика. Как-то к нему в церковный кабинет зашла женщина, владелица небольшой почты, и сказала, что, когда она училась в старших классах школы, она родила мальчика и отдала его на усыновление. Не думает ли Тайлер, что ей следует признаться в этом мужу?

Тайлера страшила такая ответственность. Но он обнаружил, что, если слушать очень внимательно, ответ придет сам собой. Хороший врач знает, что диагноз хранится у самого пациента, говорил ему Джордж Этвуд, и, как оказалось, владелица почты сама хотела признаться мужу. Так она и сделала. Конец был вполне счастливым.

Другая женщина пришла к нему в кабинет и рассказала, что ее соседка, вдова Дороти, бродит по окольным улицам в любое время дня и ночи. Тайлер отправился навестить вдову и нашел во дворе ее дочь: она проводила день со своими маленькими детьми, бегавшими вокруг нее. На вопрос, где Дороти, он получил небрежный ответ: «О, она там, наверху». Он обнаружил старую женщину в ее комнате, привязанную к стулу. Она взглянула на Тайлера с благодушием школьницы и просто сказала: «Мне руку больно». Так что Тайлер позвонил другой дочери этой женщины, в штат Коннектикут, и вскоре бедную старушку отправили на Окружную ферму, которая Тайлеру показалась таким ужасным местом, что он мог посещать ее лишь очень нечасто, и даже тогда — совсем ненадолго. История с этой вдовой не на шутку его обеспокоила. Правильно ли он поступил? Действительно ли дочь из Коннектикута не прислала денег, чтобы можно было заботиться о ее матери дома?

А владелица почты снова явилась к священнику и рассказала, что муж ее принял эту новость хорошо и теперь у нее есть еще одно признание: у нее родился еще один ребенок, через год после первого, уже от другого отца. Сказать ли ей мужу и об этом?