Александр Шелудяков - ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА

Андрей догадывался: попал под винт трос или якорная проволока. На этой месте рыбаки завсегда ставят морды на стерлядь и самоловы на осетра. Но размышлять не приходилось. Он схватил весло, лихорадочно стал грести к берегу, нацеливаясь на небольшую ложбину, выбитую в яре ручьем. По этой выбоине можно на руках поднять женщину к безопасному месту. Андрей напрягал все силы, но волны и ветер гнали лодку в сторону. Он покрепче налег на весло и услышал, как треснуло дерево. Беспомощная лодка заплясала на волнах.

Стенные часы в резной оправе с двумя латунными гирями на медных цепочках пробили пять утра. Часы были торжественные и красивые. Когда-то они украшали купеческий особняк, о чем напоминала надпись, опоясывающая потускневший маятник. Но теперь самодельная минутная стрелка разрушала всю величавость старинного сооружения. Стрелку вырезали из простого куска жести и даже покрасили, и все же она сильно отличалась от часовой, расписанной кружевным серебряным узором.

В открытую дверь тянуло утренней прохладой, запахом черемухи и свежей листвой берез. С ближней согры доносился крик диких уток и перестон куликов. Лена проснулась, поежилась, дотянулась до плаща и накинула его поверх одеяла.

Под окном скрипнули мостки. Лена прислушалась к легкому стуку в дверь, зажмурила глаза, еще раз ощутив тепло и уют постели. «А ну, доктор, поднимайся!..» Собраться для нее минутное дело. Перед сном она всегда складывает вещи так, чтобы даже в темноте можно было одеться быстро, без суеты.

– Кто там?

– Елена Александровна, женщину привезли в очень тяжелом…

– Иду.

– Хирург просит поскорее…

По улице прогнал пастух коров. Начало оживать село. Спешат люди: одни – к берегу, на рыбацкие суда, другие – к лесопилке, третьи – к маслозаводу. После восьми часов улицы снова обезлюдеют.

Рядом с воротами в больничную ограду – небольшой магазин. Старик сторож приставил ружье к завалинке, достал кисет, свернул махорочную самокрутку в мизинец толщиной, прикурил, несколько раз затянулся и передал самокрутку Андрею.

– Вот тебе, хомуты-чересседельники, поизувечился-то…

Андрей сплюнул кровь, стряхнул выжатые штаны, надел их и, затянув ремень, пояснил:

– За Чертовым яром накрыло. Вплавь лодку тащил к берегу. Прибой у яра зверем дурил. Бродни в воде пришлось скинуть.

– Воронка сельповского где прихватил?

– Возле протоки стреноженный гулял. Оброть связал из брезентовых лент от плаща… Пришлось ее на руках держать, как ребенка. Всю дорогу стонала.

– Вот бежит еще одна докторша…

Андрей сидел на крыльце магазина рядом со стариком. Лучи утреннего солнца прогревали его волглую одежду, и над Андреем вился легкий парок. Ныли ноги. Кружилась голова – то ли от крепкого стариковского табака, то ли от напряженной бессонной ночи.

– Пора тебе, – сказал старик.

Андрей поднялся и, слегка прихрамывая, пошел в больницу. В коридор вышла Лена в забрызганном кровью халате. Он посмотрел ей в глаза.

– Опоздай вы на час, плохо бы дело кончилось, – сурово сказала Лена.

Андрей молчал. Лена окинула взглядом босые, грязные, в кровавых ссадинах ноги, сырую одежду и поняла, каким опасным был путь у этого человека.

– Все необходимое уже сделано, – немного мягче добавила Лена, стараясь успокоить незнакомца. – Посидите здесь…

Вернулась Лена минут через пятнадцать с кирзовыми сапогами и байковыми портянками.

– Доктор, зачем…

– Меня зовут Еленой Александровной. Обувайтесь без разговоров, – решительно приказала Лена. – Жену можно будет навестить вечером. Семья большая?

– У меня нет семьи, доктор. А привез я жену улангаевского рыбака. Четверо ребятишек у них.

– Что у вас там, в деревне, за гинеколог такой отыскался?

– Бабка Андрониха, – почему-то смутившись, ответил Андрей.

Лена помолчала. Еще раз внимательно оглядела Шаманова и сказала:

– Идемте ко мне. Чаем напою с малиновым вареньем. – И, словно поясняя, добавила: – Отогреться вам надо…

Андрей помешивал в стакане ложечкой и ждал, когда немного остынет чай, обжигающий разбитые губы, и объяснял докторше:

– Припугнуть Андрониху, конечно, можно, а в суд подавать на нее сейчас не следует. Спросите любого старожила в нашей деревне: кто раньше роды у женщин принимал, лет десять подряд, кто надсады лечил… Она у нас и сегодня акушеркой считается.

Утром моторист почтового катера рассказал деду Чарымову, как добрался Андрей до Медвежьего Мыса. Мотористу, сильно приукрасив, расписал это магазинный сторож: «Бабенка при смерти, мужик о валежник всю кожу с ног спустил. Цепью зубы ему вынесло, будто жеребцовым копытом». И пошел дед Чарымов бушевать, сгоряча крушить Андрониху.

– Так, – произнес Чарымов врастяжку, входя в Андронихину избу.

От одного этого слова кинуло старуху в озноб, а на спине вытопилась холодная роса. Спина бабкина прежде всего чуяла беду, с тех пор как получила еще в военный год Андрониха кнута за украденную рыбу из обозного короба. Готовил рыбный обоз шахтерам сам дед Чарымов на тысячекилометровый переход. Его бич и погулял тогда по спине Андронихи.

– Чего вузорился? – побормотала старуха.

– Сколько тебе говорил: убирайся из деревни в город по-хорошему, уезжай к сыну.

– Куда мне? Помирать в Улангае буду.

– Врешь, не «буду», а сегодня обязана подохнуть!

Чарымов вытряхнул из веревочной петли витой дели вязанку дров, нахлестнул конец рыбацким узлом за костыль, вбитый в матку.

– Ты чего забеленился? – со страхом глядела на него Андрониха.

– Если не удавишься, сам пристрелю сегодня же!

Старуха бросилась к окну, расхлобыстнула створки и заголосила:

– Вби-ва-ют!.. Помогите-е-е, люди добрые-а-я!..

Чарымов вернулся домой, сел на крыльце. Его лихорадило. А деревенские ребятишки уже разнесли по всем избам новость: «Андрониха в петле раскапустилась».

Но хитрая старуха и не собиралась давиться. Она, правда, надернула петлю на шею, распустила слюни, высунула язык и хрипела загнанной лошадью. Было это после того, как ушел дед Чарымов. Андрониха заметила, что к ее дому бежит соседка Прасковья, жена шкипера с артельного паузка. Она-то и «спасла» жизнь старухе.

К вечеру на своей мотолодке вернулся в Улангай Андрей. Ему удалось с помощью рыбаков выловить мотор кошками на прогонных веревках. Ребятишки, как щурята, вечно снующие по берегу, тут же сообщили ему последнюю новость про Андрониху.

Когда соседка ушла, Андрониха, чувствуя себя спасенной, села у окна и принялась ждать деда Чарыма, который обещал пристрелить ее. Подпол был открыт, чтобы вовремя спрятаться.

«Занектарится водкой и впрямь пристрелит взлихоманными ручищами», – размышляла бабка, на всякий случай держа меж ног топор. Но неожиданно увидела идущего к ее дому Андрея в окружении целой ватаги ребятишек, тут же захлопнула подпол, спрятала топор, разорвала на себе кофточку и раскинулась на полу.