Каваками Хироми - Манадзуру

— Сплошная светотень, довольно странная история, не так ли? — дочитав до конца и пригубив бокал, произнес Сэйдзи.

— Что ты хочешь сказать?

— На свету ничего не разглядеть, но как раз из тени то и дело что-то появляется.

— Что-то не пойму. Ты хвалишь или, наоборот, ругаешь? — рассмеялась я.

— Сам не знаю, — тоже засмеялся Сэйдзи.

Мне не интересовала дальнейшая судьба написанной книги, гораздо больше меня волновала близость Сэйдзи.

Не зная, как поддержать беседу, я заговорила про табличку. Сэйдзи поднял голову. Хотя мы сидели друг напротив друга, до этой минуты я так и не решилась взглянуть ему прямо в лицо. Но тут он поднял голову так быстро, что наши взгляды впервые встретились, прежде чем я успела отвести глаза.

— Съездить что ли? — вдруг произнес Сэйдзи, словно слова сами выкатились из него.

— А?

— В тот самый городок, кажется, на Внутреннем море.

Вспомнилось, как-то Сэйдзи говорил мне, что хочет съездить туда разок. Пронизанный слабыми солнечными лучами городок на холмах.

— Вместе со мной? — удивилась я.

— Ты против?

Ведь это человек, которого я потеряла. Тонкие пальцы Сэйдзи подхватили за ручку чашку и поднесли её ко рту. Делая глоток, он поднял подбородок, и мой взгляд упал на его шею. Так хотелось к ней прикоснуться, но это было невозможно.

— Да нет, поехали вместе, — ответила я. Брякнув, чашка вновь вернулась на блюдце.

Аэропорт казался бескрайним. Идущие на взлет самолеты походили на белых птиц. Уплывая все дальше и дальше, они медленно улетали прочь.

В руках Сэйдзи держал большой чемодан.

— Немного у Вас багажа, — заметил он, обращаясь ко мне.

В моей чёрной сумочке, которая по размерам уступала даже портфелю, лежали только сменное бельё и холщовый платок. Платок когда-то принадлежал Рэю. От мужа у меня уже почти ничего не осталось. Как минуло пять лет с его исчезновения, я перебрала вещи Рэя и большинство из них выбросила. То немногое, что уцелело, к десятому году почти всё растерялось само собой. Дневник да несколько небольших вещичек — вот и всё, что осталось.

Я села рядом с Сэйдзи и почувствовала его едва уловимый запах, который тут же исчез.

— Холодно, — пожаловалась я, и он извлек из ящика плед и передал его мне. Развернув одеяло, я накрыла колени. Не согревшись, натянула его на плечи.

— Неужели так холодно, — удивился Сэйдзи.

Я закрыла глаза. Казалось, отзвук его голоса никогда не смолкнет. Я с силой втянула в себя рвущееся наружу чувство. Через мгновение наш самолет набрал высоту и вошел в горизонтальный полет. Я опять спустила плед на колени и окинула взглядом Сэйдзи. Он был совсем близко, но в то же время так далеко. Но всё же ближе, чем когда я не могла видеть его вовсе.

— Какие у тебя планы?

— Надо встретиться с одним человеком.

— А ужин?

— Предлагаю поужинать вдвоем.

Что-то разом высосало звуки из глубины ушей наружу и развеяло их вокруг.

— Уши перестало закладывать.

— У меня тоже. Вот только что, — мы улыбнулись друг другу. Сэйдзи тихо чихнул. Ведь мы так долго были вместе. Накатила печаль. Спрятанное в глубине чувство стало просачиваться наружу сквозь тело. Я коснулась руки Сэйдзи.

— М-м-м, — выдохнул Сэйдзи и легко пожал мою руку в ответ.

Ледяная ладонь сразу согрелась. Подъехала тележка с напитками, и стюардесса спросила, что нам налить.

— Кофе, — сказал Сэйдзи и убрал руку.

— Кофе, — тоже заказала я.

Выпив кофе, Сэйдзи погрузился в чтение и до самого приземления уже не отрывался от книги.

Я немного сбилась с пути. Шагая по узкой улочке между домами, я прошла немного вверх, потом вниз и снова наверх, и как раз на этом месте, по моим расчетам, должен был стоять храм. Не обнаружив храма, я повернула назад, но по пути обнаружила, что иду другой дорогой. Свернув вбок, я снова побрела наверх, но улица все не кончалась. В какой-то момент мне показалось, что подъем вот-вот кончится, но вместо этого дорога привела меня к лестнице. Вскарабкавшись по ней еще выше, я, наконец, вышла к маленькому парку. На ступеньке отдыхала старуха. Положив рядом свой посох, она смотрела в сторону парка.

— Вы здесь живете? — обратилась я к ней.

— Да, — ответила старуха.

— Не могли бы Вы сказать по номеру дома, в какую сторону мне лучше идти?

— Номер дома… Дома-то я и не знаю. Я сама тоже неместная. Переехала из Токио пять лет назад. Сына из фирмы сюда перевели. Так-то я одна жила, но сын забеспокоился: далеко все-таки. Не по мне горки здешние, а что делать.

Перед нами сверкало море. Море здесь имело совсем другой оттенок, чем в Манадзуру.

Некоторое время я сидела рядом со старухой. Рядом возник прозрачный силуэт. То ли женщина, то ли мужчина, то ли взрослый, то ли ребенок — не разобрать. Старуха извлекла из кармана маленькую жестяную банку и откупорила её, внутри оказались леденцы в белой мучнистой обсыпке.

— Угощайтесь, — предложила она, и одна штучка оказалась у меня на ладони. У конфеты был мятный вкус.

— Тепло, не правда ли?

— В самом деле. Завтра ведь уже апрель, — старуха встала и похлопала себя по пояснице. Я подобрала посох и подала ей. Вдруг из подворотни выскочила кошка. Это была черная кошка. Старуха погрозила ей посохом. Кошка и не думала убегать.

— Брысь, — громко шикнула на неё старуха. Вылетели капельки слюны. Кошка увернулась и стрелой метнулась вниз по склону.

В саду дома Рэя, куда я не без труда добралась, густо разрослись деревья.

— Садовника нанимать мне не по карману, — проследив за моим взглядом, посетовал отец Рэя, медленно выговаривая слова.

Буцудан был совсем маленьким. Я положила платок рядом с фотографией мужа, затем мне зажгли свечку, и я подкурила ею благовония, помахав ладонью над тлеющим концом, раздувая дым. Почтительно склонив голову, помолилась и на коленях отползла назад. Этой фотографии я раньше не видела. По всей видимости, она была сделана задолго до нашей женитьбы, щеки мужа на фотокарточке были еще по-детски пухлыми. В домашней молельне напротив буцудана в углу стоял низкий столик. Его украшали три ветки персикового дерева и стеклянный ящик с куколками.

— Это куклы Саки-сан? — произнеся имя сестры Рэя, поинтересовалась я.

— Нет. Их привезла сюда моя покойная жена.

Они хранились здесь с незапамятных времен, хотя когда-то, несколько лет назад, они мгновенно озаряли эту комнату тусклым сиянием, стоило их извлечь на свет. Видно, здесь жило поверье, что если не убрать куклы с глаз, девушки в семье не смогут выйти замуж, но в этом доме давно уже не было невест на выданье.

Я подошла поближе и заглянула внутрь. Император и императрица выглядели гораздо крупнее своих слуг. На ступеньке пониже находились фигурки трёх придворных дам — две из них были выполнены в стоячем положении. В руках они держали золотистые черпачки для сакэ: одна — на длинной ручке, другая — в виде маленького кувшина. На ступеньке ниже расположились пять музыкантов: один играет на флейте, двое стучат в барабаны-цудзуми [28] Вид японского традиционного музыкального инструмента. Барабан в форме песочных часов. . Еще один держит в руках веер, а последний заносит палочку, чтобы ударить в свой барабан. Полку с тремя дворцовыми прислужниками по обеим сторонам украшали игрушечные деревья мандарина и сакуры. Фигурка в центре держала перед собой подставку с черными лаковыми башмачками. На каждом белёном личике блестели глаза-бусинки.