Каваками Хироми - Манадзуру

— О Рэе? — переспросила женщина.

— Моем муже.

Женщина неотступно следовала за мной: когда я принимала ванну, когда я после этого смотрела телевизор и когда мы с Момо вышли вдвоем на террасу подышать тихим ночным воздухом. Было похоже, что она хочет мне что-то сказать.

— Может, и знаю, — ответила женщина. Не обладая определенной субстанцией, она то становилась прозрачной, то вдруг вновь густела в цвете. У неё и не могло быть четких форм. Я только знала, что она преследует меня. То, как она ест креветки или презрительно хмыкает, было лишь моим ощущением и ничем более. И тот, кто скажет, что никакой женщины не существует, окажется, по сути, прав.

— Рэй жив?

— Ну-у…

— Где ты видела его?

— Не помню.

Женщина отвечала мне не сразу. В Манадзуру она выглядела особенно реально, однако узнать от неё что-либо более конкретное не представлялось возможным. Я попыталась заснуть, но присутствие женщины не давало покоя. Мне хотелось, чтобы она исчезла.

— Всё, хватит, уходи!

— Куда?

— Туда, откуда ты пришла.

— Я не знаю откуда.

Женщина, очевидно, пребывала в затруднении. Но её трудности меня не касались. Я скинула одеяло. Хотя в комнате не было душно, потому что работал кондиционер, установленный на низкую температуру, от злости меня бросило в жар. Со мной творилось что-то странное. До сих пор я не беседовала со своими преследователями.

— Всё это ерунда, — подумала я, и в тот же миг женщина исчезла. Преследование не имело ровным счетом никакого смысла. Мне было всё равно, есть преследователи или нет. Я ощущала себя весами, на которых нет гирь. Гири убрали, а чаши весов качаются пустые. И глядя на это движение, невозможно понять, какая из сторон была лишена груза. Ты стоишь и только наблюдаешь, как колебания постепенно сходят на нет. От этого становится немного грустно.

— Мама, взбодрись, — окликнула меня Момо. Ярко сияло утреннее солнце. Мы взяли японский завтрак в ресторане, где ужинали вчера. Постояльцев в гостинице оказалось намного больше, чем нам сначала показалось. Вечером были занято только два столика, сейчас же почти за каждым сидели люди. К сушеной ставриде подали суп-мисо с жареным тофу и редькой дайкон, а затем шпинат с соевым соусом вместе с юдофу.

— Я бодра, — ответила я. Момо засмеялась:

— Ты почти ничего не съела.

Ставрида и юдофу остались на моей тарелке нетронутыми. Момо смотрела на них с явным аппетитом, и я все отдала ей.

— Я расту, поэтому у меня хороший аппетит, — сказала Момо. Мы взяли еще одну порцию риса.

Свет на закате не такой, как утром.

— Сбросить всё со счетов и начать сначала, — прошептала я.

— Мама, о чём ты? — удивилась Момо.

— Утром всегда появляется такое желание, разве нет?

— Ты явно нездорова. Ты всё время думала о папе?

Момо умела очень ловко управляться со ставридой.

Аккуратно извлекая глазки, оставляла только голову и хребет. Рэй тоже любил рыбу. Утром мне не хотелось думать о Рэе. Я попыталась переключить свои мысли на Сэйдзи. Но это было как-то несправедливо по отношению к нему. Быть только заменой кому-то — незавидная участь.

— Момо, тебе нравится какой-нибудь мальчик?

— Может, да, а может, и нет.

— Какой он? — спросила я, приготовившись к тому, что Момо тут же надуется.

— Обычный, — неожиданно весело ответила она. И мне вдруг тоже стало весело.

— А что тебе в нем нравится? — рассмеялась я.

— Он добрый, — Момо снова приняла сердитый вид. Видно, я переборщила со смехом. «Добрый» — смешной ответ. Момо была такой милой, я протянула руку и погладила её по щеке. В тот же миг она побледнела. Резко мотнув головой, оттолкнула мою руку. Она хотела отдалиться от меня.

«Да-а, всё непросто», — подумала я, поднимаясь со стула. По дороге в номер Момо шла позади меня. Между нами была женщина.

— Понравилось Манадзуру? — поинтересовалась мама.

— Мы и в Атами ездили! — сообщила Момо. Выписавшись из гостиницы, я, вопреки своим планам, решила доехать с дочкой до Атами. Для прогулки вместе с Момо лучшим будет сравнительно ровное место, где много людей, где продают мандзю и прочие сладости. «Набережная Атами подойдет нам как нельзя лучше, там ничего не будет бередить душу», — подумала я. Там мы ели пирожные. Мы шагали куда глаза глядят, миновав ряд сувенирных магазинчиков на привокзальной площади, двинулись дальше вдоль реки, впадающей в море, и, в конце концов, набрели на небольшую кондитерскую. По обеим сторонам реки расположились тиры. По всей видимость, они уже не действовали: двери и окна их были наглухо закрыты. Кондитерская выглядела совсем новой, однако хозяева с гордостью заявили, что ведут торговлю сладостями уже несколько десятков лет.

— Пирожное с какао было таким вкусным! Особенно с теплым молоком!

В кондитерской я почувствовала запах, исходящий от затылка Момо. Это был сладкий аромат. Расти и взрослеть — не самый приятный процесс. Неприязнь вызывала не Момо, взрослеющая постепенно, а само взросление как таковое. Слишком много лишнего разбрасывает вокруг себя взрослеющий ребенок, и сам не может справиться с этим. Оттого его становится жаль. Он такой юный, неведающий. Увеличиваться неприятно. Неприятно, вне зависимости оттого, что растет, тело или чувства. Выходит, что и женщина, готовящаяся к рождению ребенка, вызывает ту же неприязнь. Я тоже не знала, что мне делать с самой собой, носящей под сердцем Момо.

В Атами мы много фотографировались. Женщина там не появлялась. Она пропала из виду. Как только мы преодолели Югавару, нечто, навевавшее мне воспоминания о Рэе, также незаметно исчезло. На всех фотографиях, напечатанных позднее, Момо смеялась.

— Моя улыбка какая-то неестественная, — сказала Момо, ткнув пальцем в отпечаток собственного лица на фотоснимке.

— Тем не менее, тут ты выглядишь счастливой, мне нравится.

— Когда улыбается, она вылитая ты, Кэй, — сказала мама.

По дороге обратно я вглядывалась из окна поезда в улочки Манадзуру. Небо затянули тучи. Хотя в Атами стояла ясная погода. Весь город наполняло невнятное шептание. Здешние жители его не замечали, лишь те, кто проезжал мимо, способны были его уловить.

— В следующий раз поедем в путешествие все вместе, — сказала я, взглянув на маму. Она смотрела на меня с жалостью. Для неё я была юным, неведающим существом.

Каждый раз, когда я шла на свидание с Сэйдзи, меня посещало хорошее настроение. Мы встречались уже давно, но каждое ожидание встречи непременно поднимало мне настроение.

— Я ездила с дочерью в путешествие, — сообщила я ему.

— Погода была хорошая?

— Половина на половину.

Я с удовольствием болтала о разных пустяках. Шла рядом и без устали болтала. Болтовня о том, о сём не даёт возможности завязаться серьезной связной беседе. Она, словно корзина с большими щелями в плетении, пропускала через себя всё, чем бы её не наполнили.