Николай Крыщук - Ваша жизнь больше не прекрасна

На послезавтра в городе был назначен митинг, посвященный предстоящей перекраске фасада царского дворца — главного музея страны. Митинг был санкционирован властями, которые приветствовали свободное изъявление народной воли по столь важному вопросу. Простор для исторических дискуссий был широк.

Исторический цвет, то есть тот, который замыслил архитектор, был песочно-розовым. Градозащитники стояли именно за него. Российские цари, после десятилетий коммунистического произвола и по истечении гнева, снова были в народном фаворе. Окажись они в живых, их, несомненно, избрали бы почетными гражданами города, но довольствовались тем, что церковь возвела последнего царя в ранг святого, считая, что он искупил своей кровью клятвопреступление соборному обету верности престолу. О падающих деревнях, потопленном у японских берегов флоте и подстреленных, точно птицы, детях, забравшихся на деревья поглазеть на мирную демонстрацию, вспоминали редко и с трагической ужимкой объективных историков. В общем, почувствовать себя вновь подданными самодержца, хотя бы и заочно и только благодаря исторической гамме, хотели многие. Среди них была небольшая группа, которая утверждала, что колер фасада был не песочный, а персиковый, и в отстаивании своего мнения была беспощадна. Эту эстетическую распрю решено было поощрять.

Другую многочисленную группу возглавил знаменитый рок-музыкант, что явилось неожиданностью, потому что представляли ее пенсионеры и молодые коммунисты. Эти считали, что дворец нужно выкрасить в багровые или кирпично-красные тона, каким он был во времена революции. Тем более что при вкусах нынешней элиты он наверняка получится не песочным, а именно розовым и дополнит ряд гламурненьких памятников. «Я против любого гламура», — заявил присоединившийся к ним кинорежиссер из дворян, автор популярного физиологического сериала «Исповедь беременной проститутки». Не считаться с этой наиболее агрессивной частью электората было нельзя, но и особой поддержки у нее не было.

Самая значительная часть обывателей не желала перемен вообще, нынешний лазурный или зеленый цвет их вполне устраивал. Он соответствовал их настроению и привычке, пожелание сводилось лишь к тому, чтобы сделать его менее ядовитым. Главный аргумент этой группы состоял в том, что зеленый цвет нравился их детям.

В общем, гражданская акция обещала быть насыщенной содержанием и принести удовлетворение всем участникам. Уже принято было решение придать дворцу песочно-персиковый цвет, и фирма «Русские краски» получила заказ, который держался в секрете. Но тут на сцену вышли не прописанные в сценарии силы, «храбрые мозгляки», как именовал их Иван Трофимович, которые, в свою очередь, тоже делились на группы, и каждая из них была особым образом неприятна автору постановки.

В ходе выработки плана завтрашних действий для меня постепенно стала проясняться остроумная связь между футурологией и плебисцитом, которая до того мучила своей неопределенностью.

Будущее всегда виртуально. Тонизирующим эффектом правильно приготовленного будущего научились пользоваться еще коммунисты. Но нынешняя эпоха внесла существенные дополнения в этот рецепт.

Информационные каналы, которые открылись во времена Великой Перетерки и несколько лет специализировались на развенчании и угрюмой правде, изменились, как меняются с годами люди. Раньше революционером не был только подлец, теперь только дурак продолжал размахивать флагом. Разобрав прошлое, как нищие разбирают помойку, и не найдя в нем ни одной пригодной для человека и достойной его вещи, люди и сами почувствовали себя осрамленными: как же они прожили на этой помойке, почитай, всю жизнь? Психика нуждалась в отдыхе и положительных эмоциях. Отныне беспристрастные аналитики, перехватив у ниспровергателей ухмылку глумливости, выстраивали цифры и факты по подсказке своего патриотического сердца. Им верили. Сознаться в том, что страна вновь оказалась на обочине, не позволяли себе даже самые мужественные. Анаболик свободы, принятый в неумеренных дозах, развинтил организм, о ней вспоминали с тоской. Между тем перемены были налицо, заря будущего била из-под ног.

Физические силы человека, допустим, почти беспредельны, но психологический порог терпения есть даже у каторжника со стажем. И он ждет весеннего просвета в небе, дарового березового сока, передышки в лазарете или выигранного в карты пайка. Короче, всем хотелось верить.

Однако народ уже привык к непреодолимым трудностям, и это тоже приходилось учитывать. К тому же, ужасы, катастрофы и тотальная коррупция повышали значимость личного комфорта. Поэтому не только желтая, но даже и чиновная и патриотическая пресса продолжала «кошмарить» население. К позднему завтраку спешно готовились новости об угнанных пиратами судах, сгоревших заживо инвалидах, взорванных домах и взятых под стражу министрах. Из подземелья на глазах у телезрителей выводили освобожденных рабов и тут же сообщали о тысячах ненайденных заложников. Утром из аптек исчезали инсулин и корвалол, но уже к обеду те появлялись вновь по указу президента или губернатора.

Это рождало уверенность в том, что жуликоватая и опасная по сути своей жизнь, тем не менее, просматривается сверху до самых мелочей, до ресничного шевеления какого-нибудь затрапезного киллера, и, если выстрел предотвратить нельзя, справедливость все же не остается внакладе. Оборотни в шинелях и растерянные чиновники покорно показывали телезрителям пальцы, которые светились порошком от помеченных купюр. Преступников обычно на следующий день после отбытия роли отпускали, но об этом СМИ уже не сообщали: чувство народного возмездия временно было удовлетворено, а саму историю забывали наутро, как вчерашний детектив.

Контраст между страхом исчезновения и почти уже добытым благополучием пробуждал чувства сентиментальной преданности жизни как таковой. Утром в новостной программе показывали старушку, похоронившую мужа и семерых детей. Сотрудники МЧС вносили ее в первую в ее жизни квартиру, она плакала и сбивчиво цитировала слова старого гимна. На новоселье один из президентов подарил ей кровать, поскольку последние пятьдесят лет блокадница спала на сундуке.

Баланс оставался неизменен. Справедливость сплошь и рядом запаздывала, но всегда находилась в пути. Чем меньше было доверия к местным властям, тем выше становился рейтинг президентов. Экономические провалы приравнивались к природным стихиям, и те, кому положено, всегда были готовы к бою, двигая перед собой платформы с реформами и национальными проектами.

Жители сел, затаив дыхание, слушали о прорыве в области нанотехнологий и электронном правительстве, и им в голову не приходило сетовать на то, что сами они сидят без газа, а правительство в лице главы местной администрации продало их грибные леса шведам. Во-первых, шведы каждый год устраивают народные гулянья с бесплатным пивом и сахарной ватой для детей, а во-вторых, глава администрации уже два раза после вечеринок в своем индивидуальном дворце бегал по улицам голый, хихикая, лез в мошонку за мелочью и предлагал всем взаймы; в следующем году им наверняка предложат голосовать за нового.