Евгений Гришковец - Почти рукописная жизнь

Такие сани я помню по своему ленинградскому детству. Во многих старорежимных семействах такие хранились, в Ленинграде их называли финскими. В парках зимой можно было увидеть дедушек, катающих внучек, и мужчин, прогуливающих своих дам на таких санях. Хорошая штука. Можно толкать сани перед собой и, разогнавшись, встать на полозья и проехать изрядное расстояние.

Шведская писательница постоянно о чём-то говорила с Наташей, и я даже в какой-то момент заподозрил её в неких двусмысленных желаниях. Однако выяснилось, что детского автора из Швеции интересует Наташин лётный шлем. Она говорила моей дочери, что такой красивой шапки в жизни не видала и ей такая необходима. Видимо, рассчитывала на подарок. Но это был мой отцовский подарок дочери, и писательница шлем не получила. Если бы она была Астрид Линдгрен, мы бы без спроса подарили ей его, потому что как может жить без лётного шлема человек, придумавший Карлсона?

Вернулись мы в гостиницу усталые и замёрзшие, но нас тут же затолкали в большой автобус и повезли невесть куда, заверяя, что нам понравится то, ради чего мы едем. Мы ехали довольно долго между высоченными сугробами по очень хорошо освещённой дороге. Меня поразило, что в забытом богом краю дороги хорошо расчищены и прекрасно освещены даже на безлюдных просторах. В итоге мы приехали к небольшому, красивому, очень скандинавскому зданию, стоящему, казалось бы, среди бескрайних снегов.

Участники конференции вышли из автобуса и выстроились в длинную очередь к этому сооружению. Давно я не стоял в столь медленной и непонятной очереди. Надо было съездить в Норвегию, чтобы вспомнить советские времена и очереди. Понять, почему нам приходится стоять в очереди, было трудно. Мы с Наташей проявили деликатность и, разумеется, оказались в хвосте. Ларчик открывался просто: оказывается, мы приехали в ресторан, в котором верхнюю одежду принимают при входе. Но, поскольку в Норвегии всё происходит замедленно, одежду принимали у каждого долго, номерок выдавать не торопились. Напоминаю: всё это происходило за полярным кругом, поэтому мы с дочерью снова задубели.

В ресторане мы отогрелись, всё там было из светлого, чистого дерева. Писателей, библиотекарей и нас рассадили за два длинных стола и сообщили, что скоро подадут ужин, но перед этим будут речи. Речи были. Норвежский язык довольно благозвучен, но речи были долгие, со смыслом, многие смеялись и даже хлопали. Я стал клевать носом. Но тут вышла дама и прочла какие-то юмористические стихи, от которых все преисполнились радости и веселья, много хохотали, а потом устроили ей овацию, после чего всем присутствующим выдали одинаковую еду. Всё это было очень похоже на вечер в пионерском лагере, но только в таком, где наведён идеальный порядок и все всему рады, поскольку провели в нём последние лет сорок, если судить по среднему возрасту участников.

Еда была вкусная. Быстро пробежали официанты и всем налили по бокалу белого или красного вина. Я этот бокал моментально выпил и попросил ещё. Мне его налили, а когда я его почти осушил, ко мне подошли со счётом. Бесплатно был только первый, второй же бокал очень дешёвого белого вина стоил на понятные деньги двенадцать евро. В Норвегии вообще такие цены на алкоголь. Само же вино было такого качества, что в Краснодаре за эти деньги можно купить три бутылки такого вина.

Потом нам пела местная рыжеволосая певица. Пела старательно, самозабвенно заламывала руки. Одна местная библиотекарь, которая говорила по-русски, сказала мне восхищённым шёпотом: «Она здесь знаменитость! И ещё она художник, дизайнер… А ещё она самка». Последняя фраза заставила мои глаза округлиться, а брови встать дыбом. Библиотекарь увидела моё изумление и повторила: «Да! Саамка, саамка!» Я, успокоившись, выдохнул и продолжил вежливо слушать песнопения.

Следующим утром нам удалось довольно быстро обойти «центр» Киркенеса… Это была и прогулка и шопинг вместе. В Киркенесе есть две улицы с магазинами и торговый центр.

Поскольку город очень быстро закончился, мы зашли в торговый центр. И тут-то встретились с серьёзной особенностью этого маленького городка в отличие, наверное, от всех других городков милой сердцу Норвегии. Как только мы зашли в один из магазинчиков, я услышал в свой адрес на чистом русском языке: «Молодой человек, вам помочь?»

Как выяснилось, в Киркенесе практически в каждом магазине говорят по-русски. Если быть внимательным и смотреть дорожные указатели, многие из них дублированы по-русски. И русских в Киркенесе хватает. Объяснение тому простое – близость границы. Мы видели, как люди ближайшего приграничья приезжают в Киркенес на шопинг… В этом есть что-то тоскливое и отчаянное, что отличает пограничные с Россией города других стран от Киркенеса. Заполярный шопинг – это что-то тупиковое…

В целом Киркенес был бы прекрасной декорацией для американского фильма про маленький, занесённый снегом и отрезанный от коммуникаций городок, в котором либо орудует маньяк, либо правит бал жуткая секта, возглавляемая местным шерифом или судьёй, а любой случайно заглянувший в городок путник обречён. Также в Киркенесе было бы неплохо снимать фильм про захвативших город зомби и оставшихся в живых жителях, которые забаррикадировались в местном супермаркете. Про грабоидов тоже можно было бы снимать в Киркенесе, но вечная мерзлота, боюсь, стала бы для этих тварей непреодолимым препятствием.

На встречу со мной в местную библиотеку пришло человек тридцать.

Библиотека Киркенеса, наверное, самое большое в городе здание, если не считать торгового центра. В неё ходит много местных русских и есть русские библиотекари. Книги Донцовой, Марининой и пр. занимают несколько стеллажей. Есть самые неожиданные книги на русском языке. Классика тоже есть. И читателей, как мне сказали, хватает. В основном женщины, вышедшие замуж за норвежцев… С некоторыми я вечером познакомился.

Свой второй, и последний, вечер в Киркенесе я просидел в ресторанчике гостиницы, который считается лучшим в городе. Ужин представлял собой стандартный гостиничный шведский стол. Как выяснилось, можно было прийти сюда и, даже не проживая в гостинице, иметь общий с постояльцами ужин за относительно скромные деньги. Так и сделали несколько дам, бывших наших гражданок.

Одна меня узнала, обрадовалась и подошла с моей книжкой, переведённой на норвежский, которую можно было получить на конференции. Она попросила автограф, честно признавшись, что на норвежском книгу прочитать не сможет, но непременно прочтёт её как-нибудь по-русски. Ей очень хотелось пообщаться. Она сказала, что приехала в Киркенес уже давно, из Ленинграда. Вышла замуж за «норга», так она сказала про своего мужа, и вот теперь здесь живёт. Сказала, что раньше часто ездила в Питер, пока живы были родители, но последние несколько лет ни разу на родине не была. Она говорила и всё посматривала мне за плечо на вход в гостиницу. И вдруг её лицо передёрнула какая-то брезгливая судорога. Я оглянулся и увидел пожилого мужчину, который, улыбаясь, шёл к нам.