Евгений Гришковец - Почти рукописная жизнь

Вчера вечером, когда отходили от стенки, я понял, что последний раз от российского берега на корабле с нашим флагом я выходил в море аж в 1987 году.

А наш выход в море был чертовски будничным. Неухоженный порт, кругом руины некогда наполненных значением и смыслом портовых построек, ужасная дорога, которая вела к причалу… Наш корабль долго заправляли соляркой из большой автоцистерны. Ничего торжественного, значительного не происходило. Никто никого не провожал, не обнимался напоследок, никто не махал нам вслед платочком, не было оркестра… Всё было по-деловому, буднично и спокойно. Для того чтобы мы смогли отойти от причала и выйти в Северную Двину, маленький деловой буксир долго убирал мешающий нашему выходу ржавый, весь помятый и ужасно неряшливый сухогруз «Сергий Радонежский». Моряки, члены экипажа «Профессора Молчанова», объясняли нам: «Щас Серёгу уберут, и пойдём». А между собой говорили: «Что-то Серёга совсем плохо выглядит». В том, как они называли «Сергия Радонежского» Серёгой, тоже было что-то повседневное, привычное для тех, кто выводил корабль с нами на борту в знакомые воды. А мы, те, кто выходил на «Профессоре Молчанове» впервые, старались прочувствовать и наполнить впечатлениями сам этот момент, когда швартовые канаты принимаются на борт и корабль медленно отходит от причала.

Выход из Архангельска – это очень красиво! Северная Двина в этом месте столь велика, что рекой её трудно назвать. Да и сам путь из Северной Двины в сторону Белого моря – это путь, который проделали многие и многие настоящие, а то и великие мореходы. Трудно даже представить себе, сколько людей, кораблей и событий видели архангельские берега.

Мы медленно шли вдоль городского берега. Немногочисленные люди, отдыхавшие вечером на берегу, махали нам руками. Мы махали им. Кто-то беспрерывно щёлкал фотоаппаратом, кто-то не отрывался от мобильного телефона, зная, что вот-вот связь прервётся и её до возвращения не будет. Я и сам делал «крайние» звонки и отправлял эсэмэс.

Мы шли медленно, долго и спокойно. Торжественного так ничего и не происходило. Разве что невероятной интенсивности закат, который всё никак не заканчивался. Солнце не хотело уходить за горизонт, состоящий из холодной воды. Солнце напоминало купальщицу, зашедшую по пояс в воду и не решающуюся окунуться полностью. А когда оно всё же село, горизонт ещё долго продолжал быть ярко-красно-оранжевым. Темно и вовсе не становилось. Тут я вспомнил, что мы всё-таки на севере и что сейчас в этих местах темно попросту не бывает. А потом подул сильный северный ветер, и сдул нас с палубы в тёплые недра нашего корабля. Две недели мы будем называть и понимать его нашим.

Вскоре после того как нас сдуло с верхней палубы, небольшой и быстрый катер забрал с нашего борта лоцмана. Мне повезло, я вышел на бак и видел, как лоцман спустился с нашего борта на катер. Катер отвалил, обогнал нас и, совершив эффектный и крутой разворот, пошёл обратно, туда, откуда мы вышли.

В этот момент я наконец ощутил, что последний швартовый отдан и нас с землёй уже ничто не связывает.

Для первого письма с борта этого достаточно. Пока ничего не произошло. Мы медленно, со скоростью 10–11 узлов, идём в нужном направлении. Когда сказал, что пишу из открытого моря, я слукавил. Мы всё ещё не вышли из так называемого горла Белого моря. И если бы не туман, видели бы по правому борту краешек земли. Здешние воды все первые сутки похода на удивление спокойны, хоть ветер и сильный. Те, кто переживает по поводу морской болезни, или те, кто знает, что плохо переносит качку, волнуются и ждут, когда северные широты себя проявят. Я тоже жду волны. Мне интересно, как наш «Профессор» проявит себя, хоть я и не сомневаюсь в его превосходных мореходных качествах… Ждать волны осталось недолго, в час ночи мы должны пройти траверс мыса Канин Нос и выйти в Баренцево море, где спокойно уже не будет.

А пока всё тихо. В иллюминатор светит солнце, пробиваясь сквозь туман. Утром мы постояли совсем близко к острову с приятным для меня названием Сосновец. Постояли на якоре, чтобы с нами провели инструктаж по безопасности. Нам показали спасательные средства, мы посидели в спасательных шлюпках… Но это казалось формальностью – как показ спасательных средств стюардессами в самолётах. Вода под нами была такая гладкая и безмятежная… Чудилось, что она никогда не может превратиться в бурные и опасные воды. Остров Сосновец совсем маленький, на нём стоит маяк и какие-то ветхие строения. Нам сказали, что там живут и работают четыре человека. Но, видимо, живут и работают они там давно, так как этот маленький и живописный остров весь захламлён мятыми бочками и какими-то лоскутами ржавого металла. Однако всё равно это так красиво!

Маленький островок, маяк, холодные северные воды… С островка до нас долетали запахи. Мы собрались у борта и ловили обрывки этих запахов. Рядом стоящий со мной человек, как я уже знал, бывалый и опытный полярник, сказал, что так пахнет тундра. Вот и первое северное впечатление, такого запаха я раньше не нюхал.

А Северный полярный круг мы прошли ещё до обеда.

Русская Арктика. День второй

Идём по Баренцеву морю. Шторм!

Сутки назад, когда писал первое письмо, мы только готовились к выходу в Баренцево море. Большинство находящихся на борту испытывали определённые волнения. Даже те, кто не раз ходил в этих широтах, волновались, поскольку не знали, как себя поведёт наш корабль. Волнения были не напрасны…

Часа в два ночи безмятежное плавание закончилось, а часам к четырём стало ясно, что мы попали в шторм, и шторм настоящий. Закат и восход здесь идут практически подряд. Есть ощущение, что солнце как мяч – бросили в воду с большой высоты, оно ударилось об воду, практически в ней скрылось, но отскочило и полетело вверх. Так что темно, как уже писал в предыдущем письме, здесь не бывает. На удивление тепло. С утра было восемь, сейчас, может, поменьше, но всё равно не холодно.

Шторм создаёт ощущение ужасной непогоды, ощущение разгулявшейся мощной стихии. А «Профессор Молчанов» – большой молодец. Я никак не ожидал от столь маленького судна таких прекрасных мореходных качеств. Если бы кто-нибудь сейчас видел наш корабль с вертолёта, он ужаснулся бы. Думаю, что наше судно как скорлупка. На палубу выходить страшно и не стоит. Волны за бортом огромны и мощны. Когда волна плавно поднимается и сквозь неё можно видеть хоть и совсем не светлое, но всё же небо, ощущается её холод и чистота. Поднимался на мостик, к капитану. Смотрел, как нос корабля разбивают волны в мелкую пыль и брызги. Эти брызги с силой бьют в стёкла капитанского мостика. Зрелище прекрасное и жуткое. Долго пробыть там не смог: чем выше, тем сильнее качает. Спустился вниз, с шестой палубы на третью. Тут полегче.