Джон О`Фаррелл - Мужчина, который забыл свою жену

— Прости, что не позвонил — мобильник разрядился. Я пришёл просить о помощи.

— Но… это неудобно… — Она оглянулась.

— Кто там? — донёсся из глубины квартиры грубый мужской голос.

— Это из школы.

Несмотря на откровенное смущение Сюзанны, я убедил её, что дело займёт не больше минуты, и меня поспешно проводили в кухню, где я продемонстрировал соглашение о разводе. Суть помощи, о которой я просил, совсем выбила её из равновесия.

— Воган, — прошептала она, — я не хочу, чтобы ты разводился с женой только из-за того, что произошло той ночью…

— Нет, я всё равно собирался разводиться.

— Понимаешь, мы с Брайаном очень счастливы. Я не могу оставить его ради тебя, Воган, из-за одной маленькой оплошности.

— Да нет же. Мне просто нужен кто-то, кто засвидетельствует мою подпись, я проходил мимо, и вот…

— Ты ведь никому не расскажешь, правда? — Она нервно обернулась на дверь гостиной, где Брайан смотрел какое-то семейное шоу. — Я немножко выпила, ты выпил, это ведь ничего не значит, верно?

Торопливо нацарапав свое имя, Сюзанна поставила подпись. Простая формальность, но дело сделано.

Я несколько раз проверил и перепроверил, правильно ли подписан конверт, не отвалились ли марки. Затем, совершая своеобразный ритуал, Будущее официально уступило Прошлому — я опустил письмо в почтовый ящик. Предпочитая не возвращаться в свой унылый номер, я направился в таверну. Вывеска над входом старинным шекспировским шрифтом сообщала, что здесь вас ждёт много удовольствий. В том, что касается «старый добрый эль» и «старая добрая закуска», это оказалось правдой, но гораздо менее убедительно в отношении «спортивный канал в высоком разрешении». Огромный экран, даже с выключенным звуком, невозможно было игнорировать: персонажи «Скай Ньюс», лишённые голоса, из последних сил пытались попасть в ритм песен, которые крутили за стойкой паба; наводнение в Бангладеш стало видеоклипом для Леди Гага; взрыв мины в Афганистане добавил пикантности новой балладе победителя «Фактора X». Бегущая строка сообщала то ли об изменениях на фондовых рынках, то ли счёт в футбольных матчах Евролиги, пока я доедал третий пакетик чипсов с беконом и скручивал упаковку в трубочку В паб, держась за руки, вошла какая-то пара, и меня едва не стошнило при виде столь откровенной демонстрации сексуальной страсти.

В туалете я долго разглядывал помятую рожу субъекта, чья жизнь мне досталась.

— Тупой идиот! — проорал я своему отражению. — У тебя только одна жизнь, а ты практически спустил её в унитаз, урод?

Выпивка добавила мне агрессивности, но единственным человеком, с которым я сейчас мог сцепиться, был я сам.

— Ты ни черта не знаешь о собственных детях! Жена тебя ненавидит. Ты не можешь даже вспомнить имена близких людей, ты, слабоумный ублюдок!

Из-за закрытой двери кабинки донеслось:

— Кто здесь? Откуда вы обо мне столько знаете?

Я вывалился на Хай-роуд, темноту ночи нарушал лишь стробоскоп синей полицейской мигалки. Обычно, выпив, я оживлялся и веселел, но сейчас просто хотелось спать. Как на вечеринке для сорокалетних: чуть больше алкоголя — и всем пора домой баиньки. «Ух ты, гляди, водка! Выпью целую бутылку и… упаду». — «Ага, а потом накатим текилы, чтобы уж наверняка… захрапеть».

Бредя по широкому неровному тротуару, я с воодушевлением воспринял внезапное появление мусорной урны и, в попытке обогнуть ее, почти повалился на стойки для велосипедов. По ступеням отеля я взлетал, как мне казалось, довольно самоуверенно. Но вот попасть ключом в недружественный замок — серьёзный вызов, и я несколько раз промахивался мимо замочной скважины, не подозревая, что и ключ не тот.

Оказалось, что дверь надо просто толкнуть, а внутри меня ждал ещё один сюрприз — на стуле в коридоре сидела женщина. Обычно на этом месте клиенты ожидали девочек или девочки ждали, пока освободится комната, и в своём пьяном смятении я никак не мог взять в толк, почему вдруг моя бывшая жена Мадлен работает проституткой в «Люкс-отеле в Стрэтеме».

— Мэдди? Что, чёрт побери, ты здесь делаешь?

— Привет, Воган, — тихо ответила она.

Она была очень серьёзна, и до меня дошло, что она здесь ради меня. Неожиданное появление среди ночи, усталый вид, покрасневшие глаза — тревожные признаки.

— Слушай, ну прости. Я всё отправил сегодня. Там нужна была подпись свидетеля, я и попросил, э-э, коллегу из школы, но вот добрался до неё только сегодня… Но я уже всё отослал, честное слово…

— Я по другому делу. Мы не могли тебе дозвониться, не могли тебя разыскать…

— А в чём дело? Что произошло?

— Твой отец. Это случилось во сне. Думаю, он не страдал. Мне очень жаль.

Я физически ощутил, как трезвею, пока пытался воспринять дикую новость — мой отец умер.

— Но… это нечестно, — услышал я свой всхлип. — Это просто несправедливо.

— Мне правда очень жаль, Воган, — повторила Мэдди, но я словно окоченел.

Я горевал о том, чего так и не обрёл. Он ушел, а я так и не успел с ним толком познакомиться. Воспоминания, связанные с ним, всё ещё не вернулись. Наверное, это ужасно эгоистично. Я ведь должен автоматически полюбить собственного отца, с первой встречи, и сейчас горевать, как любой другой ребёнок, оплакивающий умершего родителя?

— Господи, какое горе…

Мы с Мэдди молча смотрели друг на друга. А потом она протянула руки обнять меня, и я откликнулся на приглашение. Я совсем запутался в собственных чувствах. Не успев узнать отца ближе, я потерял его. И злился, что дурацкие повреждённые мозги лишили меня возможности стать настоящим сыном. Но вместе с тем женщина, которую я потерял, обнимает меня, и это чудесно. Я осторожно обнял её в ответ. Это ведь неправильно, что мне так хорошо?

«Наверняка он хотел бы именно этого», — утешил я себя.

Трогательно и самоотверженно. Одного того, что Мэдди сумела отодвинуть свою боль, чтобы утешить бывшего противника, было достаточно, чтобы восстановить веру в человечество. Крошечным пятнышком на нежном фоне этой сцены — чавканье портье, который, дожевывая кебаб, проговорил:

— Нет потрахаться здесь. Платить за комнат. Презерватив — три фунта поверху.

Мадлен не воспользовалась любезным предложением хозяина. Вместо этого она сама предложила мне переночевать дома, в гостевой комнате, чтобы не просыпаться в одиночестве и повидаться с детьми утром.

Мы с Мэдди сидели в гостиной, которую, как я теперь помнил, обустраивали и украшали долгие годы, пили вино и говорили о моём папе. Она рассказала, как мы все вместе отдыхали в Корнуолле, как невероятно терпелив он был с детьми. И никаких споров и раздоров. Глядя, как она сидит напротив, подобрав под себя ноги, я не понимал, как вообще мог когда-то не любить её. Выбрав момент, я отлучился в туалет и по пути, заметив на стене семейные фотографии, пережил ещё одно воспоминание. Теперь я ежедневно что-нибудь вспоминал, и на этот раз — поездку в центр Лондона с детьми, они тогда были примерно того же возраста, что на фотографиях.