Ё. Хэмми - Теплая вода под красным мостом

Теперь, приходя в дом Саэко, я каждый раз измученными глазами оглядывал «хозяйство»: не появились ли цветовые отметины на зеленовато-голубом фарфоре, нет ли каких-либо следов на дверной задвижке-«обезьянке». К тому времени, объём воды, которой до недавнего времени был набран ровно стакан, вскоре уменьшился до половины.

Наклоняясь к ногам Саэко, я не смог обнаружить больше ни капли. Дело дошло до того, что однажды ночью я даже устроил засаду под красным горбатым мостом. Я хотел поймать с поличным ненавистного похитителя воды. Никто, однако, не появился. Вокруг моста лишь беспорядочно кружили Пепе и Пипи и смеялись надо мной своими пронзительными высокими голосами, распространявшимися, как сверхзвуковые волны.

Однажды дождливым утром, в середине сентября, когда я ещё крепко спал, из деревни позвонила мать. Она сообщила, что, конечно, о настоящем выздоровлении речь не идёт, но её всё-таки подлечили и выписали из больницы. Когда я выразил радость по этому поводу, мать заметила: «Что-то голос у тебя такой кислый!» Она умолкла, словно ожидая моей реакции на её слова. Мне представилось её высохшее, слабое, болезненное ухо, прижатое к телефонной трубке далеко-далеко от меня.

Я робко прижал своё ухо к трубке. К тому времени у меня созрело решение уволиться из страховой компании, но я пока не стал говорить об этом матери.

Со скрытой досадой я жестко ответил:

— Да нет, у меня всё в порядке.

Мать с сомнением в голосе спросила:

— Это правда? У тебя просто ужасный голос! Что-то случилось?

Мы замолчали.

Некоторое время спустя до моего слуха донеслись странные звуки, похожие на завывания северного ветра. Может быть, это мать рыдает на другом конце телефонной линии? Может, ей так и не удалось подлечиться? Сердце учащённо забилось, я весь обратился в слух. И тогда к шуму ветра добавились звуки воды, словно пробившейся откуда-то из-под земли. Постепенно мягкий шум воды стал слышаться более чётко, жидкость просочилась через отверстия в телефонной трубке и намочила мне ухо. Это были дорогие звуки воды из тела Саэко. Решив, что мать не должна их слышать, я тут же положил трубку. Ухо горело. Я прижал его к подушке, но звуки воды всё не исчезали. Из подушки с рисовой шелухой доносился шелестящими звуками лёгкий шум воды Саэко.

Я лёг и продолжал слушать.

В этот день вода совсем перестала выливаться из тела Саэко.

Сколько я ни давил на тело женщины, сколько ни обсасывал его, тряс и переворачивал, не вылилось ни единой капельки. Когда я перевернул Саэко вверх ногами и стал шлепать по её телу в надежде извлечь из «бутылки» хоть ещё одну, последнюю, каплю, она раздражённо отрезала:

— Хватит! Ничего больше нет! А раз нет, то не нужно пытаться что-то извлечь.

Это был звук пустой бутылки.

В моей голове возник образ большой бутыли, оставленной на дне высохшего озера. Хотя эта бутыль до краёв наполнена замечательными воспоминаниями о воде, воды в ней больше нет, вся вытекла до капельки.

Саэко сияла:

— Как хорошо! Ну, признайся, честно… Ты тоже рад? Я так тебе благодарна. От всей души!

Я повторял: «Очень хорошо, просто замечательно».

По контрасту, как бы по иронии природы, за окном хлестал ливень.

Река Кигосигава несла свои воды с таким шумом и грохотом, что, казалось, сотрясался весь дом. Море вздымалось сине-чёрными волнами. Саэко и я стояли у окна, обращенного в сторону реки. Жёлто-чёрные потоки воды с ревом обрушивались на опоры красного горбатого моста и взлетали вверх. Паровой воды не было видно. Не было видно никаких странных луж. Казалось, потоки грязной воды унесли всяческие воспоминания и о карпах с их мальками, и о близнецах-неграх, и о зелёном зонтике, и о полосатой рыбешке из семейства окуневых, и об итальянском сыре с длинным названием, и о фейерверке — всё ушло. Разорвало и унесло, как грязь, всё-всё звенья цепи, соединяющие бесчисленное множество явлений, людей, животных и предметов.

Саэко проговорила:

— Как-то там Пепе и Пипи?

Но я всё никак не мог поверить, что из такого объема тепловатой воды не осталось ни капельки. Когда затяжные сентябрьские дожди наконец прекратились, когда река и море вновь окрасились густым синим цветом и на обочинах дорог заблестели лужи, меня опять потянуло к воде. Видно, такой уж у меня характер. К тому же я был весь пропитан воспоминаниями о воде.

Не знаю, где прятались Пепе и Пипи, но однажды в лунную ночь они неожиданно появились и возобновили свои энергичные полёты вокруг красного горбатого моста. У меня возникло ощущение, что прервавшиеся связи стали восстанавливаться. И появилась надежда, что восстановятся и водные «артерии» в теле Саэко.

После того, как иссякла вода, я старался уклоняться от разговоров о возможном браке. Теперь мои мысли текли совсем в другом направлении. Хотя меня ни о чём таком не просили, я был намерен триумфально вернуться к Саэко в качестве единственного сакрального ключа к воде. Если разобраться, то, вообще говоря, и два литра вполне сойдет. А ведь раньше столько воды было растрачено бездумно, попусту! Ведь тогда я даже не думал о том, чтобы как-то её регулировать: пусть себе течёт и течёт; исторгнутую воду я бездумно выливал. Теперь же мне хватило бы и двухсот миллилитров. Как путешественник в пустыне Такла-Макан, я был готов беречь каждую порцию воды и выпивать её понемногу, капелька за капелькой. Сейчас я раскаивался в собственном легкомыслии — ведь я выпил всю воду в самом начале своего путешествия по пустыне.

С того самого ливня я и пальцем не коснулся Саэко. У меня появилась надежда, что постепенно в её теле всё-таки скопится хоть немного воды. И вот в день, когда на отрывном календаре в офисе нашего отделения появился листок с надписью «Холодная роса» [2] «Холодная роса» — название пятого сезона осени, с 8 октября. , я перешёл через красный горбатый мост и, оказавшись в доме Саэко, предложил:

— Давай после такого перерыва вновь полежим на тёмно-синем плаще.

Я подспудно надеялся, что плащ, с которым было связано столько воспоминаний, вызовет воду. Саэко взглянула на меня так, будто узрела говорящий шкаф. А потом бесстрастно сказала:

— Ты шутишь?! Сейчас холодно. Да и воды уже давно нет!

— А вдруг? Может быть, что-то скопилось.

— Нет, уже нет!

— Но ведь и в пересохшем колодце может вновь появиться вода. Ведь бывает, что даже далёкий и слабый толчок землетрясения возвращает воду в пересохшие русла…

— Во мне уже нет воды!

— Раз нет, значит нет. Но ведь можно же попробовать. На всякий случай примем меры предосторожности…

Саэко не спеша достала тёмно-синий плащ и расстелила его на циновках. При этом она твердила, что воды нет, и всё это глупости.