Ё. Хэмми - Теплая вода под красным мостом

— Новые щётки пускать в ход сразу нельзя. Многие волоски едва держатся и прилипнут к свежеокрашенной стене. Поэтому хорошенько потрите щетки руками, тогда слабые волоски выпадут сами. Можно воспользоваться наждачной бумагой.

Закончив монолог о щётках, господин Миками предупредил, что перед употреблением краску следует хорошенько размешать, обратную сторону водосточных желобов, углы и прочие труднодоступные места сначала следует прокрасить кистью с косым срезом. Предвидя последствия, господин Миками постарался объяснить нам технические условия успеха и сдержать наш пыл. Я много лет преподаю в школе искусство, но ещё не разработал эффективной тактики борьбы с постоянным перешептыванием и перешучиванием своих учеников, так что даже меня проняло от силы внушения господина Миками.

Тут голос господина Миками разительно переменился, став каким-то почти просветленным.

— Ну, начнём! Теперь будем красить, красить и красить!

Мы, как заведенные ключиком куклы, бодро приступили к работе.

Как только на серой стене появилась первая белая полоса от валика, мое лёгкое раздражение от нотаций господина Миками улетучилось; его сменила мысль о том, что эта сияющая полоса останется в моей памяти на всю жизнь. Белая краска источала запах, неуловимо напоминающий аромат брэнди. Мы словно опьянели от этого аромата.

Я попытался провести на стене вертикальную широкую белую полосу. Сначала рука как-то неудачно подвернулась, и полоса получилась неровной, с пробелами. Белоснежная линия на серой стене, к виду которой мы всё так привыкли, казалась форменным надругательством, в первый момент я даже как-то заколебался. Но тут же я осознал, насколько силен контраст белоснежной линии с тусклым серым цветом. Это просто потрясло меня. Серый цвет, окружавший со всех сторон белоснежную полосу, теперь казался мне досадной, уродливой помехой. Энергично орудуя валиком, я старался расширить зону белого цвета и поскорей сократить унылую серую поверхность. Державшая валик правая рука испытывала какую-то эйфорическую легкость. По-моему, господин Миками всё подмечал.

Обращаясь к дочери, он ласково сказал:

— Асаги-тян! Нарисуйте большую букву V. Да-да, первую букву слова VICTORY. Сначала по горизонтали, потом по вертикали. Тогда всё будет красиво.

Сам он в это время тщательно прокрашивал кистью с косым срезом стену за водосточным желобом. При этом он брался за самые трудные участки работы, оставив нам наиболее легкие и приятные. Белая зона всё расширялась, поэтому я чуть не пропустил перемену во внешности господина Миками. Он как-то незаметно надел белые перчатки, в тон краске.

Теперь он был весь в белом — белое облачение, белые перчатки… И краска тоже была белая. Щетка с косым срезом, направляемая рукой в белой перчатке, с какой-то нервозностью несколько раз прошлась по стене за водосточным желобом, словно стремясь продезинфицировать дом от каких-то ужасных болезнетворных микробов. Меня почему-то пробрал озноб, но светлый голос господина Миками придал мне сил:

— Аканэ-тян, вы испачкали краской нос!.. Оку-сан [7] Обращение к хозяйке дома. , постойте, постойте, не нужно брать на валик так много краски! А то потечет.

Покончив с желобом, господин Миками принялся за красные разводы от той хулиганской надписи. Стоя на лестнице, он начертал белой краской поверх надписи букву V — по горизонтали и по вертикали — и слово «RUBBISH» исчезло. Наконец-то! Всё случилось разочаровывающе просто. Так просто, что казалось, семь хулиганских букв по-прежнему просвечивают на стене.

Куда же они исчезли? Не проступят ли они через белую краску? А вдруг их опять напишут — уже не на серой, а на белой стене?

Я не успел даже произнести это вслух, как господин Миками ответил:

— Никаких надписей больше не будет! Я так думаю…

Зона белизны всё более расширялась, распространяя аромат бренди. Фигуру стоявшего на лестнице господина Миками в белом халате и в белых перчатках иногда окутывала какая-то белая дымка. Поскольку обращенная к дороге стена была уже почти целиком белой, то казалось, господин Миками исчез, растворился в этой самой белой стене.

Когда ярко-синее небо потемнело, мы уже покончили почти со всеми стенами. Всё шло согласно плану господина Миками.

На фоне тёмно-синего неба важно высился белый дом, от стен которого словно курился белый дымок и сладко пахло брэнди. Мы стояли в ряд у обращенной к дороге стены и смотрели вверх. Асаги в джинсах с перемазанным белой краской нагрудником и в очках с заляпанной белым оправой стояла рядом с женой, чье лицо тоже украшали белые пятна. Аканэ с белыми пятнами на носу и на лбу стояла, скрестив руки, и что-то бормотала. Дочь, похоже, устала. Она задрала подбородок и завела глаза. У неё, похоже, снова начался нервный тик.

— Вот это действительно белые стены!.. Конечно, не дворец, но…

Жена подхватила:

— Хорошо, что остановились на белом. Это всё-таки самый удачный цвет! Красиво, как во сне!

Тут в разговор вступил господин Миками:

— Завтра, завтра мы всё закончим! Добавим к белым стенам зеленую крышу. Станет ещё красивее.

С этими словами он снял перчатки и вновь обменялся рукопожатием с каждым из нас. От ужина он отказался и зашагал по аллее к себе домой. Мы провожали господина Миками взглядами до тех пор, пока его белая узкая спина не растворилась в синеве.

Усталость свалила нас очень рано. У меня промелькнуло опасение, что приедут те парни на мотоциклах, но они не появились и этой ночью.

Небо было как некая однородно-студенистая масса колокольчикового цвета. Небесная синева не растворялась и не сгущалась, продолжая сиять широкой прозрачной лентой. А внизу стоял белый свежевыкрашенный двухэтажный дом, словно нарисованный кисточкой в воздушном пространстве.

Мы выстроились на дороге и внимательно вглядывались в белоснежные стены нашего дома. Сейчас стены были гораздо белее, чем вчера вечером. Рядом с Асаги крутился селезень Кастро, на его перьях красных пятен уже не осталось. Его перья и стены дома сияли одинаковой белизной.

Нам оставалось покрасить крышу и стену, обращенную к кладовке. Сегодня утром всё внутри белых стен было тщательно прибрано, буквально вылизано. Пылесося пол, на котором и без того не было ни соринки, ни пылинки, я ощущал лёгкую прохладу, которую чувствуешь чисто вымытым голым телом. Что станет после того, как мы покрасим крышу и стену кладовки? Что нам останется делать после этого?

Начался урок игры на фортепиано. Опять та же «Искренность». Исполнитель никак не продвигается вперёд. Так же было и с Аканэ, когда она училась играть на пианино; в самом деле, очень трудно без паузы исполнить несколько повторяющихся восьмых. Нужно чтобы получалось легато — плавный переход одного звука в другой, а тут, словно из перекрученного шланга, вода то выливается, а то совсем не идет. Звуки тяжелые-претяжелые.