Сильви Жермен - Янтарная ночь

К себе Янтарная Ночь — Огненный Ветер не вернулся. Он отправился к Розелену, чьи ключи нашел в пиджаке. Это был его первый визит к нему, раньше они встречались только на улице Тюрбиго. Подвальное жилье с зарешеченными окнами на уровне тротуара. Глядя на эти окна под самым потолком, Янтарная Ночь вспомнил слова Розелена о ногах прохожих — особенно по поводу женских туфелек и лодыжек. «Люди почему-то думают, что жить в подвале очень неприятно, — сказал он ему однажды, — ну а мне нравится, потому что я вижу женские ножки сотнями. И к тому же мне нравится слушать стук их острых каблучков по тротуару. Звук шагов, который приближается, проходит мимо и удаляется. Если к нему хорошенько прислушаться, это волнует не меньше, чем голос. Долго глядя на все эти ноги и слушая шаги, я в конце концов научился угадывать, какое там тело сверху, какого типа женщина, и даже воображать иногда ее лицо, глаза. Ты замечал, как походка и звук шагов согласуются со взглядом? Мне много раз случалось влюбляться в женщин, у которых я видел только ступни и щиколотки. Они шли таким живым, таким милым шагом… я бы покраснел, увидев их глаза!» Но этой ночью ни одна женщина не прошла мимо, ни разу у подвального окна не раздался волнующий стук каблучков. Мертвая тишина царила в комнате, на улице. Тишина такая ясная, что, казалось, она отрицала присутствие города вокруг, проистекала из какого-то другого места — из тела умершего Розелена, быть может, из его лакированного сахаром рта. Из его раздробленной челюсти.

Эта тишина удивляла Янтарную Ночь — такая тишина в самом сердце города, причем города, все еще сотрясаемого волнениями, была непостижима. Стоя посреди комнаты, он слушал эту небывалую тишину. Так он и заснул, на ногах, задрав голову к потолку, с глазами, потерявшимися в тишине.

Тишина прервалась незадолго до рассвета, с первыми проблесками зари. Рассеялась под широкими взмахами метлы привратника, усердно подметавшего свой маленький кусочек тротуара. И этот звук скребущей землю метлы взорвался у Янтарной Ночи в голове, в глазах, во рту. Могучий пульс города снова забился со всех сторон, и его гул, как кровь из раны, вновь нахлынул на Янтарную Ночь — Огненного Ветра.

Он встряхнулся от своего странного оцепенения. Он спал стоя, словно лошадь, и теперь ему было больно в коленях. Тогда он стал мерить шагами комнату, куда медленно проникал день. И этот наплыв света на стены, увешанные афишами, картинками, фото, ужаснул его — ибо вернулось сознание. Все воспоминания о случившемся накануне заскользили в розоватой ясности утра, окружая его одно за другим.

Из стен выступали лица — огромные афиши певцов, актрис, и более скромные портреты каких — то незнакомцев, наверняка родственников Розелена, людей из его деревни. И среди всего этого скопища лиц, то гигантских, то миниатюрных, повсюду — фото чаек, снятых на лету.

Лица и морские птицы пожирали белизну стен, дырявили комнату, словно замок из песка, атакуемый ветром. И птицы кружили над лицами, будто над перевернутыми лодками или над тачками с солью.

Тачками с солью — вот чем вдруг обернулись эти портреты для Янтарной Ночи-Огненного-Ветра. Не только портреты кинозвезд и членов семьи Петиу, но и любое лицо, каким бы оно ни было, стало только этим: тачкой с солью. И этот образ ужаснул его.

Тогда он отвел взгляд от стен, чтобы уклониться от этого обоза лиц и соли, и перевел его на мебель, вещи, неодушевленные предметы. Все было аккуратно расставлено в комнате маленького подмастерья, безупречный порядок царил среди его вещей. На полке, висящей над постелью, он заметил несколько книг и обувную коробку. Он просмотрел висячую Розеленову библиотечку; она была столь же скудной, сколь и разнородной. Там имелся один словарь, сборник песен, две книги по кондитерскому ремеслу, большая иллюстрированная книга сказок, антология французской поэзии, старый молитвенник и десяток романов. Янтарная Ночь — Огненный Ветер стал вынимать книги одну за другой и перелистывать. Едва он приоткрыл словарь, как оттуда посыпался дождь засушенных цветочных лепестков. Розелен использовал свой словарь как гербарий. На некоторых страницах остались следы разноцветной пыльцы, окутывавшие колонки слов голубоватыми, розоватыми, охристыми, пурпурно-фиолетовыми, багряными или мимозно-желтыми облачками. Его глаза пробежали список слов, заключенных в фиолетовый овал: — навигация — навмахия — навпатия — натальный — натриум — натронит — натура — натурализовать — натуралист — натуральный — науплиус… Приторная смесь из запаха пыльной бумаги и аромата увядших цветов исходила от этого гербария слов. Потерянных слов, которые уже никогда не придут к Розелену. Янтарная Ночь — Огненный Ветер резко захлопнул словарь. Взял песенник. Старые романсы со слащавыми припевами. Пел ли Розелен у себя дома, по вечерам? Быть может, его фальцет умел ложиться на музыку и именно в этом он обретал наконец отраду, забывая неуклюжесть своей писклявой речи? Книги по кондитерскому делу выставляли напоказ фото радующих глаз шедевров из сахара, сливок, марципана, цукатов, миндаля, меда и шоколада. Не в том ли была мечта маленького подмастерья, чтобы научиться собственными руками создавать такие восхитительные десерты, задуманные исключительно из вожделения и ради вожделения — безумного, детского, чисто вкусового вожделения? На титульном листе книги сказок имелась дарственная надпись, сделанная уже поблекшими фиолетовыми чернилами чьей-то старательной, чуть дрожащей рукой: «Нашему маленькому мечтателю Розелену в день его семилетия. Со всей нашей нежностью». И внизу дата и две подписи: «21 сентября 1958 года. Мама и папа». Осенью Розелену исполнилось бы восемнадцать. Повзрослел бы он наконец? Перестал бы наконец мечтать, как наивный маленький мальчик, дрожать перед другими, загораться от призрака дружбы?

С каждой книгой Янтарная Ночь запутывался в сетях все новых и новых мучительных вопросов. Он отбрасывал их один за другим к изножию постели. Туда же швырнул и молитвенник, не потрудившись даже открыть его. «Наверняка молитвенник, оставшийся от его первого причастия, — подумал Янтарная Ночь. — Должно быть, набит дурацкими благочестивыми картинками». Он взял антологию поэзии и стал рассеянно просматривать. Одно стихотворение привлекло его внимание, прервав шелест быстро переворачиваемых страниц. Стихотворение Верлена, отрывок из «Мудрости». Песня Каспара Хаузера. [23] Хаузер, Каспар (ок. 1812–1833) — загадочный юноша, объявившийся в 1828 году в Нюрнберге. Подкидыш, воспитывавшийся в крестьянской семье, он привлек к себе внимание высшего света, увидевшего в нем незаконного сына герцога Баденского. Его история вдохновила множество писателей и поэтов.