Ба Цзинь - Избранное

— Эй, ты не идешь? — кричал кто-то за стеной.

— Нет. Самолетов не видно, чего идти.

— Может быть, японцы собираются захватить Гуйчжоу и устроят бомбежку, чтобы запугать народ. Я в банке слышал, что вчера здорово бомбили Гуйян, а в газетах об этом ни слова. Иди лучше в бомбоубежище.

— Ладно, вместе пойдем.

Щелкнул ключ в замке. Комната, где разговаривали, находилась через коридор, но сквозь тонкие стены все было слышно…

— Мама, иди в убежище, — просил сын.

— Не волнуйся, это предварительный сигнал.

Не прошло и нескольких минут, как снова раздался сигнал.

— Иди же! — торопил он.

— Подожди, будет еще сигнал, — ответила мать по-прежнему спокойно и села.

— Смотри, опоздаешь и не пустят в бомбоубежище, — волновался он. Мать молчала. Тогда он встал: — Пошли вместе.

— Налета, возможно, не будет, а мне так трудно идти. Подожду последнего сигнала. Убьют — невелика беда. Лучше смерть, чем такая жизнь.

— Зачем ты так говоришь? Мы не грабили, не воровали, не причиняли никому зла, почему же нам не жить? — Он сел на кровать.

Открылась дверь. На пороге появилась Шушэн.

— Вы еще не ушли? — В голосе ее слышались изумление и радость.

— А почему ты не в убежище? В такое время шла по улицам. — Вэньсюань поднялся ей навстречу.

— Я принесла тебе пропуск в убежище. Не знаю, как он попал ко мне в сумочку. — Она с улыбкой протянула ему пропуск.

Он с благодарностью взял его, положил в карман и достал оттуда письмо.

— По правде говоря, я не собирался в бомбоубежище, — сказал он, — если не будет еще одного сигнала, останемся дома.

— Ну а теперь можем пойти все вместе. В бомбоубежище лучше приходить пораньше. — Она посмотрела на свекровь.

— Я не пойду, не верю, что меня убьют, — ответила та сердито.

Шушэн растерялась, но тут же заставила себя улыбнуться.

— И ты не боишься смерти?

— Я очень устал, — вяло проговорил Вэньсюань.

— В таком случае я пойду одна. — Шушэн повернулась и пошла.

— Шушэн! — Он вспомнил о письме, которое держал в руках, и протянул ей. — От сына. В школе требуют еще три тысячи двести юаней. Вот почитай!

Она быстро пробежала письмо и тихо сказала:

— Хорошо, завтра принесу. — Положила письмо в сумочку и направилась к двери.

— А тебе не трудно это сделать, Шушэн?

— Ничего, одолжу в банке. Я всегда найду выход, не то что ты, — бросила она небрежно. — Так ты не идешь? — И, не дожидаясь ответа, Шушэн быстро вышла из комнаты.

— Вот погляди, как она выглядит, а ты мучаешься, — со злостью сказала мать.

Слышно было, как стучат каблучки Шушэн.

— Если бы не она, Сяосюань не смог бы учиться. Его отец ни на что не способен.

— Будь моя воля, я давно бы забрала мальчика из школы, — бросила мать, покусывая губы.

Вэньсюань закашлялся.

— Я принесу тебе воды, — сказала мать и ушла, а когда вернулась, он успел растереть мокроту ногой, чтобы мать не увидела сгустка крови.

— Откашлялся? Ну и хорошо, — успокоила мать, подавая воду.

Он выпил воды, через силу улыбнулся:

— Мне сейчас лучше. Но очень устал, мама, пойду посплю.

— Только не раздевайся, а то не успеешь одеться, если будет тревога.

Он что-то пробормотал в ответ и лег. Только сейчас он почувствовал, насколько разбит морально и физически. В полузабытьи он слышал, как подошла мать и укрыла его одеялом.

Ни мать, ни жена не должны знать, что он кашляет кровью. На следующий день он, как обычно, пошел на службу, хотя после бессонной ночи чувствовал себя плохо. На службе его ждала та же нудная, неинтересная работа, те же управляющий и начальник отдела с их косыми взглядами, те же бездушные сослуживцы. Он терпел все. Мучительно долго тянулось время. Мысли витали где-то далеко. Он не знал, сколько исправлений внес в корректуру, наконец-то прозвенел звонок на обед. Он отложил кисть и тихонько вздохнул, как преступник, дождавшийся помилования. Ему казалось, что все с жалостью на него смотрят. Спасаясь от этих обращенных на него взглядов, он ушел из столовой. Никто не заметил, как он вышел.

Он опять поднялся наверх, сел за свой стол, но за корректуру не брался — перерыв еще не кончился. К чему тратить силы, которых и так мало?! Он ничего не видел, перед глазами была пелена, веки слипались. Мысли путались. Наконец он уронил голову и забылся тяжелым сном.

Очнулся он от громкого смеха. Быстро выпрямился, но чувство невыразимой печали не покидало его. Пора было начинать работу. Однако, пользуясь тем, что управляющий и начальник отдела еще не пришли, сослуживцы оживленно беседовали. Разговор шел о войне. Кто-то рассказывал о том, что слышал накануне вечером… Японцы стремительно продвигаются вперед. Ходят слухи, что враг уже у ворот Ишаня.

«В газетах ничего об этом не пишут, не может быть», — думал про себя Вэньсюань, но высказать свое предположение вслух не посмел.

— Вряд ли! Откуда у тебя такие сведения? — спросил Пань. — В газетах пишут, что обстановка на фронтах благоприятная.

— А ты веришь газетам? — Это спросил сотрудник, считавший себя наиболее осведомленным. — Ведь они не печатают и сотой доли того, что происходит на самом деле.

— Да, положение серьезное. Мой родственник прожил в Гуйяне без малого четыре года, а сейчас собирается уезжать.

— Это еще что! Мой приятель уже заказал билет на самолет до Ланьчжоу. Уж если бежать, так прямо сейчас.

— Вот наша контора и переезжает в Ланьчжоу. Это решено окончательно.

— Ты поедешь? — поинтересовался Сяопань.

— Я? Думаю, конторе не нужна такая мелюзга. А ты что, собираешься?

Назвавший себя «мелюзгой» был старым сотрудником отдела публикации с окладом выше, чем у Вэньсюаня.

— Но если мы не поедем, нам обязаны выдать выходное пособие в размере трехмесячного жалованья, — сказал Сяопань.

— Хоть бы за два заплатили. А что сделаешь на эти деньги? И не уедешь, и здесь не разгуляешься. К тому же наша контора — полугосударственная…

В это время на лестнице раздались шаги, и разговор прекратился. Вошел управляющий. И сразу воцарилась тишина. Сяопань поспешил к себе. Началась вторая половина рабочего дня.

Вэньсюань сидел молча, казалось, он спит. Перед ним лежали разложенные листы корректуры, но он не читал, а думал о только что услышанном: отъезд… выходное пособие… Все это сулит гибель, а у него семья… Падение провинций Хунань и Гуанси… Он слышал это от других… А сам он до того никчемный… Если придет такой день… Его бросило в дрожь. Он боялся думать дальше и никак не мог сосредоточиться. Чем больше он раздумывал, тем тревожнее становилось на душе. Он принялся за третий лист корректуры, но не внес еще ни одной правки. Что ему эта работа, косые взгляды начальства! Знакомый голос шепнул на ухо: «Гибель!» Он приговорен к смерти, и приговор обжалованию не подлежит.