Борис Алмазов - Охваченные членством

Дядя Толя сразу новые Серегины штаны увидел. Он обошел Серегу вокруг, и Серега даже покраснел от удовольствия.

— Вот это да! — говорит дядя Толя. — Надо же, какие ты себе задумчивые брючки построил, Сергей Батькович! Это же распрекрасная вещь! Можно в театре выступать!

— И с карманами! — говорит Серега.

— Я это, конкретно, в виду имею! Имею! — говорит дядя Толя. — Такие брючата — не фунт изюму! Я так понимаю — их нужно категорически беречь!

— Еще бы, — говорит Серега, — они же суконные! Они же светло-серые. На них каждое пятнышко заметно.

— Вот именно! Именно! Задумчивые брючки! Поймай момент, загляни ко мне, научу стрелки наводить! Чтобы брючата надлежащий вид имели! Чтобы как глянешь на стрелки — просто привет с Балтики! И все дела! Надо бы и тебе, — говорит мне дядя Толя, — такие задумчивые брючки соорудить! Ты вон уже какой голенастый!

— У нас денег нету, — говорю, — у мамы юбки еще две с фронта остались, как раз мне на штаны. Только из них длинные брюки не получаются... И они зеленые. Ну, то есть защитного цвета. Военные же...

— Да... — говорит дядя Толя. — Вот такие задумчивые брючки... Посмотришь и задумаешься... Кстати, в коротких оно воздушнее! Тем более сейчас лето начинается! Вот в Австрии, например, мужики так прямо откровенно в коротких штанах ходят! И очень даже равнодушно! Кожаные штанцы на лямках! И шляпа с пером. Самолично неоднократно наблюдал. Так что я бы, предпочтительнее при моей работе, в коротких штанах экипировался! И легко, и практично! Но у нас климат не располагает! Да и трудящиеся не поймут! В общем, население не одобрит. А ежели вдуматься — зря!

И пошел домой чай пить. Он всегда утром у окошка чай пьет, а потом спать ложится. Работает-то по ночам. Тут на втором этаже форточка открылась, и наш дворовый хулиган придурок Лекса кричит оттуда мне:

— Эй, Борька! Стой там, никуда не уходи! Я тебя сейчас бить выйду!

Он такой дылда здоровенный. И во втором классе два года сидел, и в третьем, так что ему, наверно, двенадцать лет... Я ему почти что по пояс! Но мы же с Серегой вдвоем, а вдвоем-то мы хоть от кого отмахаемся. Поэтому я и не побежал.

Тут этот Лекса из парадной как выскочит, как на меня кинется! А ручищи у него здоровенные... я и так и сяк... хорошо, дядя Толя прибежал. Он на первом этаже живет — ему близко! Такую затрещину Лексе отвесил, тот завыл — побежал матери жаловаться. Ну, а мы скорее в другую сторону, от скандала подальше, где у нас стройка идет, только сегодня воскресенье, никто на стройке не работает.

Забежали на леса. Сели отдышаться. Смотрю, а мне Лекса у рубашки рукав оторвал.

— Что ж ты, — говорю я Сереге, — стоял, любовался! А я один! Мы бы вдвоем!..

— Понимаешь, — говорит Серега, — если бы я в старых штанах был — другое дело! Не могу я новой вещью рисковать! Видишь, брюки какие — на них каждое пятнышко заметно! Они же светло-серые...

— Ну вот иди теперь, в своих светло-серых, неси мне иголку с ниткой! Как я с оторванным рукавом домой пойду!

— Вот это, — говорит Серега, — пожалуйста! Это я хоть за сто километров могу сходить...

Принес иголку с ниткой, сел напротив меня, смотрит, как я рукав пришиваю, а сам все поет:

— Ты не расстраивайся! Я завтра специально старые штаны надену — мы этого Лексу так отметелим... Навеки отучится кулаки распускать! Все на нем порвем!

Я молчу. Ничего ему не говорю. Попробовал рукав — вроде крепко пришил. Мне, главное, до бабушки добраться! А она и пришьет как следует и ругать не будет!

— Пойдем, — говорю, — брючник!

Серега рыпнулся встать, а никак.

— Слушай, — говорит, — у меня ноги отнялись! Встать не могу!

— Да ты что! — Я его за руки схватил, потянул изо всех сил, он так — медленно-медленно поднялся. Отлип!

Оказывается, он на здоровенном куске смолы сидел, она еще «битум» называется! Ею крыши смолят. И теперь у него сзади этого битума целая борода! Здоровенный кусок налип — чуть не сто килограммов.

— Ну все, — сказал Серега обреченно, — теперь мне никогда ни одной новой вещи как своих ушей не видать! Лучше бы мне их Лекса порвал! Тебе-то хорошо — пришил рукав и ничего не заметно! А как эту смолу выводить теперь! Брюки-то светло-серые, на них каждое пятнышко заметно...

Серега шел, понурившись, и слезы капали у него с носа, огромный ком смолы оттягивал брюки сзади, бил его под коленки, и Серега печально подпрыгивал.

— Оп-па! Оп-па! — ахнул дядя Толя, увидев Серегину печальную походочку. Он как раз у окошка сидел — чай пил. — Азия-Европа! Покупали патефон — оказалась... шляпа! Задумчивые брючки. Вот так посмотришь и задумаешься об жизни!

А когда за Серегой захлопнулась дверь парадной, подмигнул мне и сказал:

— И ведь что характерно! Совершенно то есть этих штанов не жалко! Очень воспитательные брючки оказались! В моральном плане! Настоящие задумчивые брючки. Посмотришь и задумаешься!

И дал мне большой кусок сахара.

Нам по рисованию никогда еще уроков не задавали, а тут вдруг задали — нарисовать натюрморт. Ну, то есть чашку там или еще какую-нибудь посуду. Яблоки, фрукты... В общем, разные неодушевленные небольшие предметы.

— Но только помните! — сказал Василий Сергеевич. — Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Предметы между собою должны быть связаны композиционно: то есть стоять не как попало, а так, чтобы все их достоинства были сразу видны. И тогда получится главное: смысл натюрморта... Чтобы сразу было видно, о чем нам эти предметы рассказывают.

Я пришел к Сереге с альбомом. Поставили мы на стол чайник заварочный, чашку и два яблока. Достали кисти, краски, в стаканы воду налили — кисточки мыть.

Но не такой человек Серега, чтобы спокойно за работу приняться. Только я карандашом набросок сделаю — он вскакивает и все переставляет: то чайник переставит, то чашки передвинет.

— Вот так лучше, вот так предметы виднее... Вот видишь, теперь они взаимодействуют!

— Да садись ты рисуй!

— Нет, брат! Натюрморт поставить — это почти что его нарисовать. Помнишь, как нам Василий Сергеевич говорил. Вот яблоки, например, должны так лежать, чтобы их съесть хотелось, а из чашек чаю напиться...

— Знаешь что! — говорю я Сереге. — Если ты не прекратишь натюрморт курочить, я вообще уйду! Сиди тут один... Переставляй яблоки, как хочешь!

— Все-все-все!.. В последний раз! — Тут он опять все переставил и наконец-то сел рисовать.

Я старый набросок ластиком стер. Только начал новый делать — смотрю, а одно яблоко какое-то не такое. Взял я его в руки, а оно наполовину обкусанное! Глянул на Серегу— сидит жует!

— Ты что! — кричу я. — Зачем натюрморт съел?!

— Извини! — отвечает Серега. — Так яблочка захотелось...