Денис Драгунский - Архитектор и монах.
- Название:Архитектор и монах.
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ
- Год:2013
- ISBN:978-5-17-077721-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Денис Драгунский - Архитектор и монах. краткое содержание
Денис Драгунский — автор книг «Нет такого слова», «Плохой мальчик», «Господин с кошкой», «Пять минут прощания», «Третий роман писателя Абрикосова»; прозаик, мастер короткого рассказа; политический публицист; журналист, написавший сотни колонок на самые разные темы.
События в повести «Архитектор и монах» разворачиваются в начале 1913 года в венском кафе «Версаль». Здесь случайно встречаются двое — немолодой, битый жизнью эмигрант из России и юный наивный австрийский провинциал, бывший террорист и будущий художник. После этой встречи вся мировая история пойдет совсем другим путем…
Архитектор и монах. - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Да, у меня были не лучшие отношения с Леоном. Да, мне было обидно, что он переманивает Дофина. У всех были ученики; я хотел иметь своего. Когда мы встретились с Дофином, мне показалось, что вот оно, счастье, — юноша, который будет слушать меня так, как я слушал Ленина. Дофин смотрел на меня во все глаза, ловил каждое мое слово. Но стоило ему увидеть Леона, стоило Леону распустить хвост перед новым молодым социалистом — я мог поставить все свои мечты на полку. Туда, где стоят брошюрки моих старших товарищей. Честно говоря, я не знаю, был ли Леон умней меня. Скромность повелевает тут же сказать — да, да, конечно! Кто он и кто я? Но честность заставляет помолчать и подумать. Главное в другом. У Леона была харизма. Слыхали такое новомодное слово? Для нас, церковников, это слово очень старое, византийское, а вот политики только что про него вспомнили. Харизма — означает благодать. Излучение силы, симпатии, увлечения. У Ленина тоже была харизма. А у меня не было. Не дал Бог.
Но те, кому Бог не дал, они тоже люди. Они умеют любить и ненавидеть не слабее тех, кому Бог дал.
Мне было очень обидно видеть, как у Дофина туманятся глаза и щеки краснеют при виде Леона. Мне было очень обидно чувствовать, что моя квартира перестала быть для Дофина пусть временным, но все-таки домом, а стала чем-то вроде гостиницы. Это стало видно — по всему. Он стал по-другому вешать полотенце на крючок. Раньше он вешал его за петельку, а теперь просто набрасывал сверху, а иногда оставлял мокрое полотенце на табурете. И еще много таких вот мелочей: когда живешь в одной квартире, они сразу чувствуются.
Мне было очень обидно, что все это произошло так быстро — буквально за две недели. Из моего юного друга и будущего ученика Дофин превратился в поклонника Леона Троцкого.
Еще обиднее мне было, что Леону это очень нравилось. Какая-то неутолимая жажда быть вождем, идолом, жажда видеть влюбленные глаза… Харизма, сами понимаете, штука двойственная. С одной стороны, все бегут к обладателю харизмы. С другой стороны, неугомонная харизма заставляет этого, как бы сказать, харизматического человека — все время соблазнять людей собою…
Кто бы мог подумать, что полоумный Рамон Фернандес непристойно влюбится в Дофина и приревнует его к Леону? Тем более что никаких реальных оснований для этого не было. Они — сотый, тысячный, миллионный раз повторяю — нормальные здоровые мужчины. Но воображаемые причины — да, наверное, были. Особенно для человека с больным воображением. Потому что все это видел не только я, видели все. Даже Наталья Ивановна, жена Леона, в тот страшный день сказала: «Леон любил тебя».
В тот день, когда Дофин сказал: «Смотрите, убийца завернул топорик в женевскую газету! Убийца из Женевы».
И все почему-то подумали на Ленина.
Ленин, кстати, жил тогда вовсе не в Женеве. Хотя Мюллер и Ада Шумпетер называли его «нашим старым женевским товарищем». Это была какая-то ошибка — Ленин тогда жил в Кракове. Я был у него в Кракове, и пирожки в дорогу он мне заворачивал именно краковские, с творогом. Его кухарка испекла. В какую газету заворачивал? Скорее всего, в краковскую. Или в венскую. Но, вполне возможно, и в женевскую. Потому что «Журналь де Женев» можно было купить и в Кракове. Я видел, как он ее иногда покупал и читал. Но и в Вене тоже продается «Журналь де Женев». Больше того, и в Вене, и в Кракове можно подписаться на эту газету и получать ее всего с дневным опозданием: железные дороги опоясали Европу, и почтовые поезда весело катятся по рельсам, мир становится все теснее, а круг нашего общения — все шире. Да? Так? Я верно говорю, дорогой господин Клопфер? Или вы все-таки не Клопфер?
— Клопфер, не Клопфер, — сказал репортер. — Какая разница?
— Никакой разницы, — сказал я. — Никакой разницы, поэтому я буду называть вас «глубокоуважаемый господин репортер высокоуважаемой газеты «Wiener Beobachter», а для краткости просто — «господин репортер». Ладно?
— Ладно.
— Ну, если ладно, то я продолжу вспоминать наш разговор с Дофином.
Ангел хранил меня в тот поздний вечер, когда я подошел к окну и посмотрел наружу. Наша улочка была пуста. Вдруг показались две фигуры.
Впрочем, дорогой Дофин, мой Ангел хранил и тебя.
Потому что до этого ты уже уехал в Мюнхен поступать в мюнхенскую Архитектурную школу с рекомендациями от Клопфера. Ректор был старый социалист, верный товарищ. Ты успел написать мне письмо. Ты писал, что у тебя все в порядке. Твои рисунки произвели впечатление, и ректор обещает стипендию. Но вообще твое письмо было печальным.
Ты писал, что судьба Леона Троцкого и Владимира Ленина произвела на тебя самое тяжелое впечатление. Ты сказал, что пришел в кружок Клопфера с верой в идеалы, в социализм, в дружную работу интеллигенции во имя трудящегося класса. Но увидел нечто ужасное, живую картинку из романа Достоевского «Бесы». Особенно страшно, — писал ты мне…
— «Особенно страшно, — писал я тебе, — сказал Дофин, — что бесами оказались хорошие добрые люди. И Клопфер, который дал мне рекомендательное письмо, и оба Мюллера, и Ада Шумпетер, и Леонтина, и особенно ты, мой любимый Джузеппе. Ведь именно ты сначала накормил меня булочками, потом дал мне жилье, привел меня к Клопферу, который написал ректору в Мюнхен, и моя судьба была решена…» Так было написано?
— Почти дословно, — сказал я.
— Да? Вообще-то у меня так себе память, — сказал Дофин. — Однако важные вещи я запоминаю. Тут все было на разрыв: я очень был тебе благодарен за Клопфера, и я страшно на тебя злился за то, что разлюбил социализм. И я по-настоящему струсил, когда узнал, что убили Ленина.
— А когда убили Троцкого — нет? — удивился я.
— Разные вещи, — сказал он. — Когда убили Леона, мне стало просто страшно. А когда в отместку за Леона убили Ленина, я понял, что у ваших социалистов — вроде сицилийской мафии. Я даже переменил квартиру. У меня натурально коленки дрожали и в животе плохо было.
— Раз так, то ты меня поймешь, — сказал я.
Поймешь, что я почувствовал, когда выглянул в окно и увидел двух человек. Я знал, что они за мной. Я знал, что ничего им не смогу объяснить… Я не смогу объяснить, уговорить, убедить, оправдаться. Тем более я не смогу отбиться — оружия у меня не было.
Я услышал, как они быстрым движением чего-то тяжелого и острого вскрыли запертую входную дверь и остановились почему-то. Чиркнула спичка. Должно быть, они искали номер квартиры. Значит, я не ошибся. Значит, это ко мне. Значит, они нашли Рамона Фернандеса, и он указал на меня, оговорил меня. Возможно, они его пытали. Когда человека пытают, он может сказать что угодно, лишь бы прекратилась боль, хоть на минуту.
Минута в лучшем случае оставалась и у меня — пока они доберутся по темной лестнице до второго этажа, разыщут мою дверь и выломают замок. Я раскрыл окно. На столе лежала стопка бумаги. Паспорта и деньги были у меня в кармане пиджака. Я размашисто написал красным карандашом: «Никого не винить! Сталин» — погасил свет и вылез в окно. Окно выходило в сад, дальше шел парк, похожий более на лес. Я бежал быстро и бесшумно. Стало совсем темно. Я сначала хотел было найти в лесу какой-нибудь прудик, положить на его берегу смятую рубашку и паспорт — один из паспортов! — и потом пойти дальше, но решил, что это явно лишнее.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: