Такеши Китано - Кикудзиро и Саки

После Уэно поезд едет по шумным узким городским улицам в районах Угуисудани и Одзи, едва не задевая стволы и кроны деревьев. В Токио пока еще сохранились вот такие места, похожие на Умэдзима в районе Адати, где я вырос, и они вызывают ностальгические чувства. Глядя в окно, я невольно вспомнил те времена, когда мы, школьники младших классов, изредка ездили на поезде.

Это случилось в день моего рождения, в тот год, когда я пошел в шестой класс.

Мамаша вдруг сказала:

«Такэси, давай собирайся по-быстрому. Я хочу тебе кое-что купить».

До этого я ездил на поезде только в другой город или на экскурсии со школой, а тут вдруг мне еще что-то собираются купить!.. У меня аж дух захватило от возбуждения.

По дороге я размечтался: хорошо бы получить перчатку для бейсбола, или, может, лучше электрический паровозик, но тут оказалось, что мы уже приехали — на станцию Канда.

Мамаша привела меня в большой книжный магазин.

— Всего лишь книга… — разочарованно прошептал я и тут же получил по затылку. Удар был что надо.

Все было бы еще ничего, если бы подарок оказался собранием шедевров мировой литературы или чем-нибудь в этом роде. Но когда мне купили детскую энциклопедию в десяти томах под названием «Свобода познания», где было все, начиная с математики, у меня просто голова пошла кругом. Что это еще за свобода познания такая? У меня тогда и свободы никакой не было, и «познания» были не то чтобы очень. До сих пор, когда слышу песню «Энциклопедия с маркой лошадки», настроение портится. [1] Мать купила Такэси энциклопедию «Дзию дзидзай», выпущенную издательством, символом которого являлась лошадь. Какое-то время в Японии была популярна песня, начинавшаяся словами «Энциклопедия с маркой (или символом) лошадки)».

Когда мы вернулись домой в тот вечер, мамаша тут же заставила меня читать эту энциклопедию. Стоило мне отвлечься немного, как я тут же получал подзатыльник или тычок ручкой метлы. Видимо, уж очень ей хотелось приохотить меня к знаниям.

Тогда всех родителей, кого в большей степени, кого в меньшей, обуревали такие желания. И моя мамаша тоже делала ставку на будущее детей, полагая, что в конце жизни дети обеспечат ей безбедное существование и с процентами вернут все вложенное в них.

Сама мамаша считала себя особенной женщиной и все время заводила речь о некой своей связи с семьей какого-то барона. Казалось, что она все время ощущала себя не в «своей тарелке», разделяя жизнь с моим отцом, маляром и пьяницей. Словно все время думала — это не то место, где она должна быть. А может, ей казалось, если правильно воспитать детей и хоть как-то вывести всех в люди, то это будет спасением и для нее самой. И этот план вроде бы оправдал надежды матери. По крайней мере, если говорить о результатах воспитания моих старших братьев…

Мои детские годы пришлись на время, когда Япония начала развиваться быстрыми темпами. Тогда лучшим вариантом карьеры для молодого человека считалось поступление в любой технический вуз — машиностроительный, политехнический, неважно какой. Главное было — как-то разбираться в технике и попасть на работу в известную фирму. Поэтому мамаша считала, что я, имея перед глазами пример старших братьев, буду стараться изо всех сил, чтобы успешно следовать по их пути. В это время мой самый старший брат и сестра уже начали работать, и в семейном кошельке завелись кое-какие деньги. Из всех детей только мне одному посчастливилось не застать нашу семью во времена бедности. Часто говорят: чем семья беднее, тем почтительнее растут в ней дети. Я был самым младшим из «почтительных детей», и у меня в голове не мелькала даже тень мысли о том, что надо работать для блага семьи или стать известным. И тогда, и теперь мне не удалось побороть желание просто получать удовольствие от жизни.

В школьные годы у нас с мамашей шла непрекращающаяся борьба — она старалась заставить меня учиться, а я изо всех сил отлынивал от занятий и хотел только играть в бейсбол. Наша соседка, видя, как я влюблен в эту игру, очень мне сочувствовала — ведь у меня не было бейсбольной перчатки! И вот на какой-то день рождения она тайно купила перчатку мне в подарок. Мамаша же ни за что не хотела разрешить мне играть в бейсбол, и если бы только узнала, что у меня есть «эта гадость», мне бы здорово попало.

Мы жили в малюсеньком доме — одна комната размером в четыре с половиной дзё, [2] Дзё — мера площади, равная примерно 1,5 кв. м и совпадающая с размером японских циновок татами в традиционных японских домах. Площадь комнат и помещений часто считается по количеству татами. вторая в шесть дзё и кухня, поэтому спрятать перчатку в доме было негде. Возле «энгава» [3] Энгава — открытая веранда или галерея, расположенная с двух или трех сторон японского дома. примостился кусочек зелени, который с трудом можно было назвать садиком, там росло маленькое деревце гингко. Делать нечего — я завернул перчатку в полиэтиленовый пакет, спрятал под деревом и напустил на себя невинный вид. В день бейсбольных тренировок я потихоньку откапывал пакет, а потом снова зарывал его в землю. Но как-то раз перчатки на месте не оказалось, а вместо нее в пакет была завернута энциклопедия!..

Мамаша сочла, что раз я столько сил и энергии отдаю бейсболу, значит, у меня слишком много свободного времени. Поэтому меня определили на курсы английского языка и каллиграфии. Про английский язык в нашем районе Адати никто и слыхом не слыхивал, поэтому мне приходилось ездить в Китасэндзю, до которого надо было трястись три остановки на электричке. Я брал велосипед со словами «Я поехал!», делал вид, что уезжаю, а сам играл с друзьями или сидел в парке. Потом через какое-то время возвращался.

Но вот как-то раз прихожу я домой, а мамаша встречает меня словами: «Hello! How are you?» А я и не знаю, что ей ответить. Пока молчал и думал, она мне и врезала.

— Ты ведь никуда не ходишь?! Надо отвечать: «I am fine». Дурак несчастный!

Это меня потрясло.

«Откуда она так знает английский? — размышлял я. — Может, она якшается с американскими солдатами? Может, деньги на мои занятия английским языком она получает от американцев?»

Я начал по-настоящему волноваться, ведь я знал, что ради меня она способна далее и на такое.

Кроме английского, меня заставляли ходить на занятия каллиграфией. И там я тоже появлялся нечасто, проводя время за игрой в бейсбол. Иногда, испытывая угрызения совести, вытаскивал тушечницу, брал кисть и, расправив бумагу на парковой скамейке, крупно писал свое имя.

Как-то раз мамаша вдруг потребовала показать, чем я занимаюсь на каллиграфии. Я вытащил те самые листочки, что разрисовал иероглифами в парке, а она говорит: «Педагог по каллиграфии, чтоб ты знал, обязательно исправляет ошибки красным, так что зря ты пытаешься сделать вид, что ходишь на занятия. Кого обманут твои каракули?!»