Бернард Маламуд - Бенефис

— Голову давит, — сказала Ида.

— Он вам не тесен, — ответил Норман. — Впрочем, примерьте этот.

Он протянул ей другой, каштановый, со стрижкой, напоминавшей ту, которую Эми носила до того, как в колледже сделала себе прическу в стиле афро.

Норман поправил парик и снова отступил в сторону. Он тоже дышал тяжело и не сводил с нее глаз, но Ида избегала его взгляда в зеркале, смотрела только на парик.

— Из чего он сделан? — спросила Ида. — На человеческие волосы не похоже.

— Этот действительно из искусственного волокна. Зато он не курчавится от жары и влажности.

— А как за ним ухаживать?

— Его можно мыть в теплой воде с туалетным мылом, а потом либо так сушить, либо феном. Если дама пожелает, может отдавать его парикмахеру, он сам будет его мыть, сушить и укладывать.

— А голова от него не потеет?

— От этого — нет.

Ида сняла парик.

— А вот этот, черный? — спросила она нерешительно. — Мне нравится эта прическа.

— Он сделан из корейских волос.

— Натуральных?

— Да.

— Нет, — сказала Ида, — восточные волосы мне, пожалуй, не подойдут.

— Почему, позвольте спросить?

— Даже не знаю, как объяснить, но мне кажется, я от этого буду уже не та.

— Мне кажется, вы и без того уже не та, — сказал хозяин магазина с таким видом, будто был обязан об этом заявить. — И еще мне кажется, парики вас совсем не интересуют. Вы приходите сюда в третий раз и каждый раз доводите всех. Вы же парик пришли покупать, а не гроб. Некоторые люди выбирают парик с удовольствием — как красивое платье или украшение.

— Я совсем даже та, — ответила Ида раздраженно. — И вообще, речь идет только о париках. Я сюда пришла не на сеанс доморощенного психоанализа. — Щеки у нее горели.

— Честно говоря, я бы предпочел с вами дела не иметь, — сказал хозяин. — И вовсе не жажду заполучить вас в клиенты.

— Tant pis pour vous [42] Тем хуже для вас ( фр. ). , — сказала Ида, покидая магазин Нормана.

На улице она почувствовала, что разозлилась не на шутку. Минут пять она стояла не в силах сдвинуться с места. День был очень теплый, но она все равно повязала голову платком. А потом зашла в шляпный магазин поблизости и купила фиолетовую шляпку с ворсом.

В тот вечер они с Эми поругались. За ужином они ели рыбу, и Эми сказала, что встретила мужчину и через пару недель, когда он вернется из Калифорнии, она к нему переедет.

— Что за мужчина? — взвилась Ида. — Ты его в баре подцепила?

— Я с ним познакомилась в нашей фирме, если тебе так уж надо знать.

— А разве мне не надо знать? — сбавила тон Ида.

Эми смотрела поверх головы матери, куда-то на стену, и, хотя смотреть там было не на что, белки ее глаз так и сверкали. Верный признак, что Эми крайне недовольна. Ида это знала, но продолжала:

— Почему ты не снимешь отдельную квартиру? Ты хорошо зарабатываешь, да и от отца тебе осталось пять тысяч долларов.

— Их я хочу оставить на случай крайней необходимости.

— Эми, скажи, каким ты видишь свое будущее?

— Обычным. Не радужным, но и не мрачным.

— Сможешь ли ты заботиться о себе в одиночку?

— И вовсе не обязательно выходить замуж. О себе я позабочусь сама.

— Ты вообще когда-нибудь замуж собираешься?

— Если это будет жизненно необходимо.

— Что значит необходимо, ты что, не хочешь иметь детей?

— Может, когда-нибудь и захочу.

— Тебе уже двадцать восемь. Сколько еще в запасе?

— Мне двадцать восемь, и лет десять у меня еще есть. Некоторые рожают в сорок.

— Очень надеюсь, — сказала Ида, — что эти десять лет у тебя будут. Я за тебя боюсь, Эми. У меня из-за тебя покоя нет.

— И у тебя нет, и мне покоя не даешь.

Ида назвала дочь дрянью, Эми встала и с мрачным видом удалилась в свою комнату. Ида боялась либо броситься на Эми с кулаками, либо упасть в обморок. У нее раскалывалась голова, она ушла к себе и легла на кровать. Некоторое время она рыдала.

Потом долго лежала и пыталась забыть про ссору. Чтобы отвлечься, Ида встала и взяла альбом со старыми фотографиями. Вот Мартин, молодой, черноусый, подбрасывает малютку Эми в воздух. Вот она двенадцатилетняя пухлая девочка, она тогда не вылезала из джинсов. Но длинные волосы она решила обрезать только в восемнадцать.

Среди фотографий Ида нашла снимок своей матери, миссис Фейтельсон — ей тогда было не больше сорока — в шейтле [43] Шейтл — парик ( идиш ). из конского волоса. Парик был похож на водруженную на голову буханку хлеба. Как-то раз на улице ее пытался ограбить какой-то мужчина. В потасовке он стащил с нее парик, но, увидев ее поросший пушком череп, сбежал, так и не забрав сумочку. Ортодоксальные еврейские женщины надевали парики, как только выходили замуж, — чтобы не привлекать (или не отвлекать) никаких мужчин, кроме своего супруга. Порой не удавалось привлечь даже мужа.

Ой, мама, подумала Ида, разве я тебя понимала? А понимала ли ты меня?

Чего я боюсь, спросила она себя и подумала: я вдова, я старею и дурнею. Я боюсь будущего.

Чуть погодя она подошла босиком к комнате Эми и постучала в дверь. Я ей скажу, что так нервничаю из-за волос. Ответа не последовало, она приотворила дверь и сказала, что хочет извиниться. Эми молчала, но свет горел, и Ида зашла в комнату.

Ее дочь, стройная молодая женщина, лежала в зеленой пижаме на кровати и читала при свете бра. Ида хотела присесть с ней рядом, но понимала, что не имеет на это права.

— Эми, дорогая, спокойной ночи!

Эми не отводила глаз от книги. И, стоя у изголовья кровати, Ида вдруг увидела то, что давно выбросила из головы: волосы на макушке у дочери поредели и под ними уже просвечивал череп.

Эми, перевернув страницу, продолжала читать.

Ида, хоть ей и горестно было смотреть на редеющие волосы дочери, говорить об этом не стала. Утром она вышла из дома пораньше и купила себе очень симпатичный парик.

1980

Однажды рано утром Эфраим Элиху позвонил в Объединение молодых художников и спросил, как найти опытную натурщицу, которая позирует обнаженной. Женщине, говорившей с ним, он сказал, что ищет кого-нибудь лет тридцати.

— Вы не могли бы мне помочь?

— Мне не знакомо ваше имя, — ответила ему женщина. — Вы раньше к нам обращались? Некоторые из наших студентов работают натурщиками, но обычно с теми художниками, которых мы знаем.

Мистер Элиху сказал: нет, с этим он никогда не обращался. Он, видите ли, художник-любитель и когда-то давно занимался в Объединении.

— Мастерская у вас есть?

— У меня большая гостиная, очень светлая. Я уже не мальчик, — продолжал он. — Вдруг, много лет спустя, я снова начал рисовать и хотел бы пописать обнаженную натуру, чтобы восстановить чувство формы. Как вы можете понять, я не профессиональный художник, но к живописи отношусь серьезно. Если вам нужны рекомендации, я могу их предоставить. — Он спросил ее, по каким расценкам работают натурщицы, женщина ответила после короткой паузы: