Альберт Пиньоль - В пьянящей тишине

Я посадил её на табуретку и снял с головы ведро. Потом устроился рядом с ней и сидел довольно долго. Синяя кровь запеклась в уголке её рта, а сердце билось, как у кролика. Она дышала только верхней частью лёгких. Взгляд был потерянным, и я жестом гипнотизёра стал водить перед её глазами палец, за которым она следила с трудом. Потом она описалась прямо на табуретке. Я посмотрел в окно на уходившую в лес дорожку.

Батис не шёл. Меня охватила ярость. Пришелица полетела на пол от одной сильной оплеухи. На этот раз она даже не взвизгнула, а забилась в угол, прикрыв лицо связанными руками.

День близился к вечеру, солнце светило уже не так ярко. Батиса всё не было. Само собой разумеется, я совершенно не собирался держать у себя эту самку. Если и без того чудища были страшны, на что они могут пойти, если учуют её? Дельфинья кожа самки была натянута, как струны скрипки. Она казалась молодой и, наверное, могла иметь детёнышей. Что касается размножения, у природы в запасе целый арсенал способов, и, возможно, она могла привлечь своих сородичей при помощи каких-нибудь химических субстанций, невидимых для людей. Я был готов убить её одним выстрелом.

Когда солнце стало клониться к закату, гром выстрела за окном разорвал тишину.

— Ничтожная крыса! — заревел голос из укрытия. — Почему вы объявляете мне войну? Вам что, мало лягушанов?

— А вы сами, Кафф? — прокричал я в пустоту. — Вы что, предпочитаете тратить последние патроны, стреляя в меня?

— Вор! Sie beschissenes Arschloch! [5] Сраная жопа (нем.) .

Ещё один выстрел. Пуля ударила в угол оконной рамы, и на меня брызнули щепки. Я выставил в проём окна голову заложницы.

— Ну, стреляйте же, Кафф! Может, теперь попадёте!

— Отпустите её!

Вместо ответа я просто вывернул ей руку. Животное взвизгнуло. Откуда-то из леса ему ответили негодующие голоса. Мне именно этого и надо было. Я захохотал:

— Что с вами, Кафф? Вам это не по вкусу? Тогда слушайте ещё!

Я наступил ей на голую ногу сапогом, она взвыла от боли, и её крики разнеслись по лесу.

— Хватит! Не убивайте её! Что вам нужно?

— Я хочу с вами поговорить. Лицом к лицу!

— Выходите и поговорим!

Он ответил не задумываясь, и его слова показались мне неискренними.

— Вы что, спятили? Или считаете меня полным идиотом? Это вы должны выйти из своего укрытия. И немедленно!

Он не ответил. Больше всего я боялся, что Батис развернётся и уйдёт. Зачем ему было настаивать? Я этого не понимал. Многие ирландские крестьяне готовы убить соседа из-за коровы. Но никто не стал бы играть со смертью ради волчицы. В моём распоряжении было имущество, ценность которого я не мог определить.

Мне показалось, что ветки пошевелились.

— Выходите сейчас же, Кафф! — закричал я.

Я отодвинул заложницу от окна и увидел двойной ствол его ружья как раз там, где заметил какое-то движение. Потом вспыхнул жёлтый огонь. Пули Батиса обладали страшной разрывной силой. Он промахнулся лишь на ладонь, и верхняя часть рамы разлетелась вдребезги. Одна щепка впилась мне в бровь. Рана была незначительной, но пробудила во мне космическую ярость. Я бросил заложницу на пол, словно коврик, и придавил её сапогом. Таким образом руки у меня освободились, и я теперь мог оросить кусты дождём свинца, держа винтовку на уровне груди и покрывая всю видимую территорию. Где бы ни находился Батис, таким образом я вынуждал его пригнуться. На мой новый окрик он ничего не ответил. Что он замышлял? Взять меня штурмом? Осаждающие всегда владеют инициативой. Мне не оставалось ничего другого, как бешено скакать от одного окна к другому, тяжело и шумно дыша. Если Батису удастся подобраться к одной из стен, я буду в опасности. Через окно, которое выходило на заднюю сторону дома, мне было видно, как он шёл по пляжу, чтобы напасть с тыла. Я выстрелил, но гряда берега уберегла его от пули.

— Я вас уничтожу! — закричал он, пригибаясь. — Клянусь святым Христофором, я вас убью!

Тактический расклад, однако, не соответствовал его словам: Батис оказался в западне. Пока он лежал, растянувшись на песке, я не мог его видеть. Но рано или поздно ему придётся подняться, чтобы уйти с берега по правой или левой стороне, и в этот момент он превратится в идеальную мишень. А если он там задержится, тем хуже для него: наверняка морские чудовища будут очень рады найти его лежащим на песке.

— Сдавайтесь! — приказал я. — А не то я убью вас обоих!

Батис принял решение намного раньше, чем я того ожидал, и бросился бежать в левую сторону, рискуя жизнью. Он двигался, пригибаясь, и кричал удивительно тонким женским голосом. Я успел выстрелить только два раза. Пули улетели в море, а он скрылся в лесу.

Обмен выстрелами закончился. Может быть, он вернулся на маяк? А может, Батис давал мне время на размышление. Как бы то ни было, я не считал терпение его добродетелью. Закрепив на шее заложницы верёвку и привязав другой её конец к ножке кровати, я открыл дверь и вытолкнул странное существо наружу. Мне казалось, что Батису такое зрелище наверняка причинит боль и он допустит какую-нибудь оплошность. Пленница постояла в нерешительности, потом побежала, думая, что оказалась на свободе. Верёвка натянулась, и напряжение отбросило её назад. Безмозглое существо.

Прошло несколько минут. Никакого ответа. Я подглядывал через окно: заложница, связанная и обессиленная, лежала на земле. Иногда она пыталась подпрыгнуть, как оставленная на привязи собака, которая хочет найти своего хозяина. После одной неудачной попытки она, немного отдохнув, предпринимала новую. Вдруг меткая пуля перебила верёвку. Какой верный глаз! Последующие события можно объяснить только результатом охватившего нас безумия: вместо того чтобы стрелять друг в друга, мы оба побежали наперегонки за заложницей — я из дома, а Батис из леса, но ему пришлось покрыть большее расстояние. Одной рукой я схватил пленницу за шею, в другой сжимал винтовку.

Стрелять из неё, как из пистолета, было неудобно, и я промазал. Кафф подпрыгнул, как шерстяной мяч, с развевающимися на ветру волосами, не снимая гарпуна со спины. Он не мог стрелять в меня, потому что боялся ранить ту, которую хотел заполучить обратно.

— Сдавайтесь! — приказал ему я. — Иначе вам смерть!

Он плюнул в мою сторону и побежал в лес, ловко петляя. Я убедился в правоте старой истины: человека, который умеет двигаться, очень трудно убить. Расстреляв все патроны ремингтона и проклиная свою меткость, я вернулся в укрытие, подгоняя заложницу ударами приклада.

Сумерки падали на землю сетью теней. Я представил себе лес, по которому тайком бродит охотник, себя самого с винтовкой в руке на острове, полном чудищ, рядом со странным порождением океана, и всё показалось мне необычайно фантасмагоричным. Не прошло и четырёх суток с тех пор, как я обсуждал проблемы ирландской политики с капитаном торгового судна. Я сказал себе: всё это страшный сон; а потом — да, да, это явь. Этот спор о разумности мира был неожиданно прерван выстрелом, который вернул меня к действительности. Близились последние минуты перед восходом луны, и мои мысли были заняты чудовищами, а не Каффом, когда мощный голос сказал: