Янн Мартел - Беатриче и Вергилий

Далее: читателю придется выбирать, что читать первым. Те, кто склонен искать помощь и утешение в рассуждении, начнут, видимо, с эссе. Те, кому ближе эмоциональный подход беллетристики, первым, скорее всего, откроют роман. В любом случае выбор остается за читателем, что хорошо, ибо есть возможность принять самостоятельное решение по весьма тревожной теме. И последнее: у перевертыша две фронтальные обложки. Генри больше интересовал дизайн суперобложки, нежели добавочная картинка. Перевертыш — книга, у которой два парадных входа, но нет выхода. Такая форма подразумевала, что тема книги не имеет решения, ее нельзя закрыть, аккуратно припечатав задней обложкой. Нет, дело не закончено, и читатель, на середине книги увидев перевернутый текст, должен сообразить, что он или она чего-то не поняли либо не могут вполне понять, а посему следует начать все заново, иначе осмысливая тему. Генри придумал, что оба произведения закончатся на одной странице и лишь пробел разделит перевернутые тексты. Либо простенький узор, отмечающий ничейную землю между беллетристикой и документальной прозой.

Иногда аллигат путают с кинеографом — книжицей со слегка меняющимися рисунками на каждой странице, пролистывание которых создает эффект мультипликации — галопом скачет лошадь и тому подобное. Позже Генри много раздумывал, какая мультяшная история подошла бы его книге; наверное, про человечка, который уверенно шагает с высоко поднятой головой, а затем спотыкается и летит кубарем.

Поскольку это напрямую связано с трудностями, с которыми столкнулся Генри, а также с его спотыканием и падением кувырком, следует заметить, что в книге говорилось об уничтожении миллионов гражданских евреев (мужчин, женщин и детей), в прошлом веке предпринятом в Европе нацистами и их многочисленными добровольными приспешниками, — чудовищном затяжном всплеске антисемитизма, широко известном под условным религиозным термином «холокост». Если точнее, двойная книга Генри говорила о жанрах, какими было представлено вышеупомянутое событие. Прочитав уйму книг и пересмотрев массу фильмов, Генри подметил, что холокост слабо отражен в художественных произведениях. Почти всегда событие рассматривалось с позиции истории, фактов, документов, разрозненных эпизодов и свидетельских показаний. Исходным документом были мемуары уцелевшей жертвы — например, «Человек ли это?» Примо Леви [1] С 11. Исходным документом были мемуары уцелевшей жертвы — например, «Человек ли это?» Примо Леви. — Примо Леви (1919–1987) — итальянский поэт, прозаик, эссеист, переводчик. Выходец из семьи пьемонтских евреев, Леви почти год провел в Освенциме, о чем написал книгу «Коль это человек» (в русском переводе «Человек ли это?»). В 2005 г. по ней снят фильм «Примо». ( Все примечания, начинающиеся с указания страницы, это примечания переводчика, перенесенные из концевых сносок. Остальные сноски — примечания автора. Прим. верстальщика ) . Тогда как война — еще один человеческий катаклизм — всегда превращалась в нечто иное. Война стала банальностью, событием менее значительным, чем оно есть на самом деле. Современные бойни уничтожили десятки миллионов людей, опустошили целые страны, однако жанры, в которых они представлены, распихивают друг друга, чтобы донести свое видение истинной природы войны: военные триллеры, военные комедии, военные романы, военная научная фантастика, военная пропаганда. Но кто сочтет «банальность» и «войну» чем-то однородным? Хоть одна ветеранская организация возмутилась? Нет, потому что именно так мы воспринимаем войну — в разных жанрах, под разным прицелом. И в этом многообразии трактовок понимаем, что она для нас значит.

Холокост был лишен (или не получал вовсе) такой поэтической вольности. Сие страшное событие представляла одна школа — исторический реализм. Всегда одна и та же история, неизменно обрамленная одними и теми же датами, происходила в одном и том же месте с одним и тем же составом персонажей. Правда, были исключения. Генри припомнил «Мауса» американского графика Арта Шпигельмана [2] С. 12. Генри припомнил «Мауса» американского графика Арта Шпигельмана. — Арт Шпигельман (р. 1948) — американский художник и писатель, автор и издатель графических романов. Его родители были узниками Освенцима, многие родственники стали жертвами холокоста. В 1986 г. он издал первый том комикса о холокосте и нацистских концлагерях «Маус: Рассказ выжившего», где евреи представлены в образе мышей, немцы — кошек, поляки — свиней (в Польше книгу бойкотировали), американцы — собак. Комикс имел оглушительный успех и был переведен на многие языки. В 1991 г. вышел второй том «Мауса», в 1992 г. комикс получил Пулицеровскую премию. На русский язык переводился только фрагмент первого тома — в журнале С. Гурьева и А. Волкова «Пиноллер» (1994), «наследнике» самиздатовской «КонтрКультУры». . Роман «См. статью „Любовь“» Давида Гроссмана [3] С. 12. Роман «См. статью „Любовь“» Давида Гроссмана тоже предлагал иной ракурс — Давид Гроссман (р. 1954) — израильский писатель; его роман «См. статью „Любовь“» (1986; рус. пер. 2007) о евреях, переживших холокост, — одно из самых ярких произведений израильского постмодернизма. тоже предлагал иной ракурс. И все равно невероятная тяжесть события утягивала к первоначальным, точным фактам истории. Если б это случилось позже и в другом месте, через временные границы читатель неизбежно прошагал бы в Польшу сорок третьего года, как главный герой «Стрелы времени» Мартина Эмиса [4] С. 12. …неизбежно прошагал бы в Польшу сорок третьего года, как главный герой «Стрелы времени» Мартина Эмиса. — Мартин Эмис (р. 1949) — видный английский прозаик, сын Кингсли Эмиса. В его романе «Стрела времени, или Природа преступления» (1991; рус. пер. 2004) время движется назад. . «Но почему нет доверия воображению, почему отказано художественной метафоре?» — задумался Генри. Произведение искусства воздействует тем, что оно правдиво, а не реально. Нет ли опасности в том, чтобы всегда представлять холокост с фактической стороны? Среди текстов, повествующих о событии — жизненно необходимых дневников, мемуаров, рассказов, — наверняка отыщется местечко для вымысла. Творческое осмысление других исторических событий, включая катаклизмы, пошло им во благо. Взять хотя бы три известных примера художественного взгляда на масштабную трагедию: «Скотный двор» Оруэлла, «Чума» Камю и «Герника» Пикассо.

В каждом из них творец сжато и небуквально передает суть происшествия. Громоздкая историческая поклажа свернута и упакована в чемодан. Разве величайшей трагедии европейских евреев не требуется такое легкое и удобное творческое хранилище?

Читать дальше