Сэмюэль Беккет - Мерфи

— В лучшем случае — ничего, в худшем — опять же оное.

Мисс Кэрридж выглядела скандализованной, на что она вполне имела основания. Ее нога никогда не ступала западнее острова Мэн.

— Надеюсь, — сказала она, — вам нравится моя маленькая квартирка; можно сказать, сдается.

— Взвешенный вердикт, вынесенный большой жизни человека, — сказал Уайли, — который не может придумать ничего хуже, чем жизнь маленькая. Навряд ли скажешь, что в артистическом духе.

— Мы, сестры Энгельс, — сказала мисс Кунихан, — прибыли навсегда.

Мисс Кэрридж вышла из своей маленькой квартирки.

— Чу! — сказал Уайли, указывая вверх. Оттуда доносился легкий звук шагов, взад — вперед.

— Миссис М., — сказал Уайли, — никогда не знает покоя, встревожена продолжительным отсутствием своего юного, своего честолюбивого мужа.

Шаги прекратились.

— Она остановилась, чтобы высунуться из окна, — сказал Уайли. — Ничто не заставит ее броситься вниз, пока он действительно не покажется на горизонте. У нее есть чувство стиля.

У Нири ассоциации были обычные, до умопомрачения. Он думал о кристаллах пятновыводителя на ступенях отеля «Уинн»; свинцово-синий отлив этого давнего видения заставил его закрыть глаза, дикий вечерний желто-зеленый цвет, отраженный в луже.

— Сестры Энгельс, — говорила мисс Кэрридж, — желают поговорить с вами.

Селия, хвала Господу за, наконец, христианское имя, внесла в комнату свой подержанный бюст — в комнату старикана.

— Закадычные друзья мистера Мерфи, — сказала мисс Кэрридж, — приехали в такси.

Селия подняла лицо. Это заставило мисс Кэрридж в замешательстве добавить:

— Но мне незачем говорить вам все это. Извините.

— Ах — есть зачем, — сказала Селия, — не пропустите ни одного существенного обстоятельства, умоляю вас. Я была так занята, так занята, так поглощена, этот мой кроссворд, знаете ли, мисс Кэрридж, подыскивала рифму, дышащий слог, который рифмовался бы с «дыханьем», что я, точно глухая, совершенно не слышала голосов с улицы, глухая и проклятая, мисс Кэрридж, мириадов голосов.

Мисс Кэрридж не знала, какую руку следует больше благодарить, с Библией или с кочергой. Она в равной мере покрепче сжала каждую и сказала:

— Не поддавайтесь отчаянию, это очень нехорошо.

— Когда я думаю о том, чем я была, — сказала Селия, — кто я была, что я такое, а сейчас вот совершенно бесчувственная, воскресенье, день перевалил за полдень, солнце поет, птицы сияют, а я не слышу голосов УЛИЦЫ, тогда…

— Будьте благоразумны, — сказала мисс Кэрридж, — надейтесь до конца. Утритесь немножко и спускайтесь вниз.

Селия закуталась в непроницаемое покрывало легкой краски смущения, но утираться не стала.

— Мне нечего стыдиться и нечего терять.

Спускаясь по лестнице, мисс Кэрридж размышляла над этими словами. На площадке перед большой комнатой, на той площадке, где Селия в первый и последний раз видела старикана, она подняла кочергу и сказала:

— Но приобрести — все.

— Нечего терять, — сказала Селия. — Следовательно, нечего приобретать.

Долгий взгляд сочувственного взаимопонимания заполнил разделявшее их пространство спокойствием и жалостью с легкой примесью презрения. Они прильнули к нему, словно к плотной стене из шерсти, и посмотрели друг на друга. Потом пошли дальше, каждая своим путем, мисс Кэрридж вниз по ступенькам, сколько их там еще оставалось, Селия — в свою прежнюю комнату.

Прикованные к месту, Нири и Уайли сидели, уставившись на нее, их защитный покров из тонких чувств был захвачен внезапным водоворотом. Мисс Кунихан бросила один взгляд и поспешно возвратила его назад, уперев в линолеум. Уайли встал с трудом и почтением. Селия продемонстрировала себя по всей форме, стоя спиной к двери, затем прошла мимо них и села на край кровати, который был ближе к окну, так что в течение всей последующей сцены между ними и ею пролегала сторона кровати, принадлежавшая Мерфи. Нири встал с трудом и почтением.

— Я боюсь, вы больны, миссис Мерфи, — сказала мисс Кунихан.

— Вы хотели видеть меня, — сказала Селия.

Нири и Уайли, все более и более чувствуя себя свиньями перед жемчужиной, стояли и глазели. Мисс Кунихан пододвинулась к другому краю кровати, ближнему к двери, раскрыв при этом небольшую пачку писем наподобие веера. Держа их обеими руками, она протянула их через кровать, поиграла ими, складывая и раскладывая пачку, в манере, тщательно рассчитанной на то, чтобы вызвать раздражение, и сказала:

— Вот вам доступная любому взгляду наша bonam fidem [82] Честность, добросовестность, честные намерения (лат.). , а при более близком знакомстве, когда вам только будет угодно, — свидетельство об отсутствии таковой у моего корреспондента.

Селия тупо переводила глаза с писем на мисс Кунихан, с мисс Кунихан — на ее приятелей, а с их окаменевших фигур — снова на письма и, наконец, прочь от такого обилия темной плоти и слов — на небо, под которым ей нечего было терять. Затем она легла на кровать, но не из какого-либо стремления к театральности, а повинуясь одному лишь вдруг нахлынувшему сильному желанию лечь. Вероятность того, что это будет смахивать на театральность или даже на положительную аффектацию, не удержала бы ее, даже если бы такая мысль и пришла ей в голову. Она вытянулась во весь рост, как было удобно ее телу, и так естественно, как будто пребывала в одиночестве, без зрителей.

— Одна из бесчисленных искупительниц, занятых мелкой розницей, — глумливо произнесла мисс Кунихан, — ставящая после Голгофы на кон свою грошовую досаду.

Когда бы не ужас Мерфи перед интеллектуальной отрыжкой, Селия узнала бы эту фразу, если бы она ее слышала.

Мисс Кунихан сложила пачку с резким звуком слабого взрыва и отправилась на свое место. Нири решительно перенес свой стул, поставив его в головах кровати, отлично копируя человека, принявшего решение. А Уайли сел с видом новообращенного на церковной службе, который, будучи не уверен, собирается ли паства, пришедшая по окончании своего стояния в легкое движение, сесть или стать на колени, дико озирается по сторонам в ожидании какого-нибудь знака.

Все теперь заняли свои позиции. Они не двинутся с тех мест, где находятся сейчас, пока не подыщут формулы, некоего status quo, приемлемого для всех.

— Дорогая моя миссис Мерфи, — сказал Нири голосом, источавшим сострадание.

— Пусть кто-то из вас скажет мне просто, чего вы хотите, — сказала Селия. — Эти красивые слова не по мне.

Когда Нири закончил, в комнате было темно. Простота движется медленно, как катафалк, и длится долго, как последний завтрак.

— Ошибки и пропуски без комментариев, — сказала мисс Кунихан.

У Уайли начали болеть глаза.