Мигель Сихуко - Просвещенные

Самолет на Баколод отправляется через пятьдесят пять минут, а я застрял в пробке. Таксист оглядывается на пепелище и без умолку говорит о пожаре. Сообщает, что, пока не убрали трупы, запах стоял такой, будто здесь жарили поросенка на вертеле, и от этого аромата его рвало так, что он чуть не отключился. На светофоре красный будто примерз. В армейской машине перед нами дюжина солдат в темно-зеленой полевой форме, и все, кроме одного, с длинными волосами до плеч; развалились на сиденьях, положив жилистые руки на бортики кузова. Автоматические винтовки между ног смотрятся как тыквенные чехлы на пенисах новогвинейских воинов.

Эти отличаются от служивых с непроницаемыми лицами, которых вечно перевозят с одной пристоличной базы на другую. Их отличает не форма, а скорее манера поведения: это спецназовцы, в полном вооружении, готовые к бою. Они удивительно бесцеремонны. Курят сигареты и оборачивают футболками шею, защищаясь от солнца. Сержант читает сегодняшнюю газету. В заголовке таблоида риторический вопрос: «Первая генеральная корпорация: герои или злодеи?» На фотографии снизу — оружейный завод на реке Пасиг, снятый с противоположного берега. Из огромных труб в воду сбрасывается липкая серая жижа, в луче света отливающая всеми цветами радуги.

Один из солдат, заметив, что я за ними наблюдаю, пихает локтем сидящих рядом товарищей. И вот они уже уставились на меня. Сержант опускает газету и тоже смотрит. Я перевожу взгляд на плейбойского зайчика, вышитого на подголовнике водительского сиденья. Парни смеются.

Эрнинг Исип, со свеженьким дипломом компьютерного колледжа AMА на руках, едет к своему кузену Бобби в Дейли-Сити, Калифорния. Эрнинг знает, что до Силиконовой долины оттуда можно добраться на автобусе. Бобби работает медбратом в больнице и ходит на работу каждый день. Уходя, он оставляет Эрнингу коробку кукурузных хлопьев и включенный телевизор, чтоб тот не умер с голоду и практиковался в английском. Так проходит неделя, и тут Эрнинг говорит кузену: «Пинсан, сауанг сауа на’ко курукузные клопя» («Брат, мне надоели кукурузные хлопья»). Тогда Бобби показал ему местную забегаловку и научил говорить официантке: «Мне яблочный пирог и кофе». Эрнинг старается как может повторить: «Яплотны пирок и коф». Все утро он тренируется: «Яплотны пирок и коф. Яплотны пирок и коф».

В обед Эрнинг бесстрашно отправляется в забегаловку. К его столику подходит официантка и спрашивает: «Чё будешь?» В жутком испуге, чуть не позабыв все слова, Эрнинг, запинаясь, бормочет: «Яплотны пирок и коф». Официантка уходит, он переводит дыхание. Минуту-другую спустя она приносит ему кусок яблочного пирога и чашку кофе. Эрнинг буквально опьянен успехом.

Неделю он ходит в забегаловку, выслушивает от официантки «Чё будешь?», ест свой пирог, запивает кофе и уже чувствует себя настоящим космополитом. Но вот однажды, когда Бобби собирается на работу, Эрнинг говорит: «Пинсан, сауанг сауа на’ко яплотны пирок и коф» («Брат, мне надоел яблочный пирог с кофе)». Тогда Бобби учит его заказывать: «Чизбургер с кровью и большую колу без льда». Важно, говорит он, чтобы кола была без льда, потому что так ее больше. Весь день Эрнинг тренируется произносить новую фразу перед зеркалом. «Шизборге с ровю и полшую колу пез да. Шизборге с ровю и полшую колу пез да». Приходит время обеда, и он отправляется в забегаловку, бурча про себя эту фразу как мантру.

Эрнинг, затаив дыхание, смотрит, как к его столику подходит официантка.

— Привет, дорогуша, — против обыкновения, говорит она, — что будешь заказывать?

От неожиданности Ирнинг выпаливает:

— Яплотны пирок и коф! Яплотны пирок и коф!

Рядом с шахматной доской в кабинете Криспина стоял большой металлический ящик для документов. Открывая его, я долго возился и чуть не порезался. Внутри обнаружилось: фотоальбом, несколько фотоаппаратов, папки с негативами и отпечатками, коробки с черно-белыми и пересвеченными цветными фотографиями (художественные ню, сценки из ночных клубов и с рынков, традиционные для Висайских островов поместья из камня и дерева, старые друзья, дискутирующие за стаканом в дымных барах, серия суровых черно-белых изображений ежегодных самобичеваний и распятий в Пампанге).

Сограждане! Нам необходимо всесторонне рассмотреть следующий вопрос: обоснованны ли притязания президента на продление срока его полномочий? Ведь от комфорта и спокойствия, на которые он может рассчитывать после отставки, он отказывается ради блага страны. В 1998 году, когда Верховный суд поддержал его заявку на внеочередной срок (признав состоятельным тот аргумент, что переход с должности вице-президента на президентский пост был ему навязан, — мы помним, что он воспринял эту новость «без восторга, но с готовностью»), протестные выступления были оставлены без внимания. Затем последовали годы стабильности. Сегодняшняя ситуация отличается немногим. Оппозиция снова оборачивается в знамена демократии. Залпы нескончаемых обвинений обрушиваются на любого президента (люди гибнут, госпрограммы проваливаются, жулики воруют, пока не оказываются за решеткой); а уличное волеизъявление подрывает саму структуру нашей конституционной республики. Ее девиз гласит: лошадей на переправе не меняют! Твердо держаться выбранного курса — зачастую самое смелое решение, пусть даже не идеальное. Но ведь при демократии идеальных решений не бывает.

Дед Сальвадора был сыном капитана Кристобаля Сальвадора де Веракрус, испанского гарнизонного офицера, эмигрировавшего на Филиппины из местечка Альбукерке в провинции Бадахос, что в Эстремадуре — регионе, откуда произошли многие великие испанские завоеватели, среди которых Эрнан Кортес, Франсиско Писарро, Педро де Альварадо и Педро де Вальдивия (отцом самого капитана был знаменитый эстремадурский матадор Эль Нарцисо Сплендидо, насмерть сраженный быком на арене Ронда в 1846 году). После мучительной схватки с пневмонией, которой он переболел по пути на Филиппинские острова в 1860-м, двадцатипятилетний капитан стал испытывать панический страх перед длительными морскими путешествиями и на родину больше не возвращался.

Проведя некоторое время в форте Сантьяго в стенах города Манилы, капитан приступил к обязанностям на острове Негрос, получив пост, который был бы предпочтительнее для солдата с аграрными корнями. В 1865 году он был уволен в запас после травмы паха, случившейся во время неудачной поездки верхом, и женился на местной красавице-метиске по имени Северина Морено, она же Стиви, чья мать-американка переселилась на Бисайские острова из Бруклина, Массачусетс, в конце 1850-х, выйдя замуж за родившегося в Каталонии и объехавшего весь свет крупного висайского судовладельца Патрисио Морено-и-Монсо.