Джала Джада - Сократ и афиняне

— Я не собираюсь посадить тебя на цепь, как собаку… — пытался Сократ шуткой остановить жену, но ее уже прорвало.

— …печати, цепочки, перстни, мази, футляры, сердолики, веер, шафрановые духи, ботинки на каблуках, сандалии, кожаная обувь, белые туфли, сандалии с красными и желтыми подошвами… — далее уставшая Ксантиппа уже не могла продолжать и разрыдалась.

Сократ уходил из агоры, а в ушах стоял голос горько плачущей жены, которая даже сквозь рыдания продолжала перечислять, что у других афинских жен есть, а у нее нет.

— …туника с цветной каймой… кожаный пояс… ремешки… пеплос с каймой… веер в… форме лотоса…

Покинув агору, Сократ направился на юг, к Итонским воротам. Но, о чем-то подумав, решил заглянуть в театр Диониса и Одеон и свернул на восток к Акрополю.

Сократ шел вдоль южной стены Акрополя к театру Диониса, вспоминая, как здесь над ним потешались, заставляя танцевать сикиннис и даже кордак [20] Сикиннис — быстрый танец, используемый для сатирической драмы. Кордак — танец фривольного характера. , комедиографы Афин — Эвполид, Телеклид, Каллий. Лучшим комедиографом, безусловно, был Аристофан, который в своей комедии «Облака» почти три десятка лет назад изобразил Сократа смешным софистом, который учит сына богатого гражданина путем обмана отказаться от уплаты долгов. В начале учебы сына отец радовался его успехам, однако, убедившись, что тот выучился обманывать не только чужих, но и собственного отца и теперь может его даже поколотить, приходит в отчаяние и проклинает деятельность софистов.

— Катарсис [21] Катарсис — состояние очищения души от низменных чувств и мыслей под воздействием силы искусства, подробно разработает философский «внук» Сократа, ученик Платона Аристотель. , безусловно, делает людей чище, — размышлял Сократ на ходу, — очищение от скверны удерживает людей от бесчестия. Но удержать от бесчестия — не значит сделать людей лучше.

Воспоминание о танце кордак напомнило печальный случай на пиру у Каллия, когда избитый мальчик-танцор сошел с ума и остался инвалидом-карликом на всю жизнь.

Улучшить природу людей может лишь майевтика [22] Майевтика — метод беседы, в ходе которой Сократ помогал собеседнику пробудить в себе гения, этого дитя богов, который помогает быть добродетельным. Мудрости нельзя научить, считал Сократ, можно лишь помочь человеку родить в себе свою мудрость. Чем он и занимался, называя поэтому свой метод методом «повивальной бабки», т. е. майевтикой. , пробуждающая заложенную богами мудрость, которая помогает с помощью разума и подсказки богов через гадания вести добродетельную жизнь.

Когда-то театр был местом, где афиняне пели хвалебные песни (дифирамбы) в честь Диониса. Как-то сами по себе дифирамбы разделились на две группы: хвалебно-радостные, смешные, ироничные и хвалебно-печальные, грустные, тоскливые. Хвалебная песнь в честь праздничного жертвенного козла превратилась в трагедию, в противоположность которой возникла комедия, веселая и поучительная. Любовь афинян к зрелищам — веселым и печальным — привела к появлению специального каменного театра, который был возведен рядом с Акрополем. Он поместился между двумя храмами Диониса. В театре, где до Пелопонесской войны собиралось до 30 тысяч зрителей одновременно, Сократ бывал неоднократно и во время представлений, и во время репетиций, и просто так, как сейчас, — в пустом театре.

Сначала Сократ походил по театрону, то есть по зрительским рядам, которые ступенями поднимались вверх. Присел в первом ряду, где сиденья имели высокие спинки — здесь во время представлений обычно располагались магистраты и почетные гости: архонт-эпоним, стратеги, другие государственные мужи и иностранные посланцы. Театрон делился широкими проходами на три яруса, а лучеобразно расходящимися лестницами — на сектора. У него была давняя привычка, приходя в театр Диониса, считать сектора. Сократ привычно сосчитал лучи, их получилось четырнадцать. Улыбнулся от мысли, как много остается в жизни непознанного вокруг и в себе. Ведь он, прожив жизнь и сотни раз побывав здесь, так и не узнал, почему лестниц, расходившихся лучами и деливших театрон на сектора, именно четырнадцать.

Сократ поднялся на второй ярус, где, как он считал, лучше всего сидеть на первых двух-трех рядах: видно и слышно хорошо, а вот как потеют, сопят и топают актеры — не заметно и не слышно. Поднявшись на третий ярус, посидел на галерке, где обычно собирался люд, который ходил в театр на деньги, выделяемые по решению Перикла государством.

— Боги дали блага жизни всем в одинаковой мере. Если невозможно, чтобы во всем было так, то нужно сделать доступными всем афинянам хотя бы праздники, — будто слышал Сократ голос Перикла на Пниксе.

Хотя народные собрания проходили каждые десять дней и стали особенно многолюдными, когда афинским гражданам — не только магистратам, но и просто собирающимся — начали за это еще и деньги платить, выступления Перикла были нечастыми. В те дни, когда он выступал, все об этом знали заранее и собирались не только со всего города, но и из окрестных деревень. То, что говорил Перикл, было важно и всегда вносило в жизнь государства и каждого афинянина что-то новое, значительное и лучшее.

Капля уже закончившегося дождя, где-то задержавшаяся, догоняла своих собратьев и запоздало шмякнулась на крышу скены — здания, которое заменяло декорации. Хотя расстояние было больше сорока рядов, Сократ ясно услышал, что упала только одна капля. Звук же от нее не просто добежал до самого последнего зрительского ряда, а еще долго блуждал по театрону, перескакивая с рядов для мальчиков в ряды для эфебов, потом — на ряды для метеков и для женщин, которые допускались только на трагедии. На память пришла жена Перикла — прекрасная Аспасия, дочь афинянина Аксиоха и мелитянки Сиры, которая, нарушая афинские обычаи, выходила к гостям мужа, вела с ними беседу, участвовала в спорах о политике, об искусстве, о хозяйстве, доказывая, что женщина может быть умнее многих мужчин.

Спустившись вниз, Сократ походил по орхестру (конистру), где на полукруглом открытом пространстве между театроном и скеной актерами разыгрывались смешные и трагические сцены. На орхестру хор выходил через два прохода (пароды) — справа и слева. Рядом были два параскения — помещения, где актеры хранили костюмы и переодевались. За скеной Сократ увидел следы запустения: там лежали обломки театральных машин — для воспроизведения грома с молнией, для появления богов с высоты и много для чего другого. Проросшая через обломки камней трава пожухла, приобретя коричневатый цвет, от чего казалось, что все здесь заржавело. Тоска и уныние царили в том месте, где раньше всегда были веселое оживление и радость. Сократу расхотелось идти в Одеон, построенный по распоряжению Перикла, который дополнил гимнасархии в дни праздников еще и соревнованиями музыкантов и певцов. В Одеоне ставились лишь музыкальные представления, поэтому для улучшения акустики здесь была возведена куполообразная крыша, но зато не было подвижных декораций.