Михаил Барщевский - Князи в грязи

— Это все, конечно, здорово, Паша. Но у меня другое предложение есть.

— А тебе-то что до моих денег?

— Мне надо сына, Мишу, обеспечить. Вот ты мне и поможешь.

— Ты хочешь…

— Павел, не перебивай! Я сделку предлагаю. Ты завещаешь сыну один миллион долларов, а я тебе отдаю ампулочку. То есть за миллион ты получаешь право на безболезненную смерть.

— Что ты… Бред какой-то. Я для себя решил, что никому, понимаешь, никому конкретному, деньги мои не достанутся. Мне люди столько зла причинили, что выбрать среди них достойного я не могу. И не хочу. Вот пусть лотерея будет. Ты хороший мужик, Леша, но прости…

— Я, может, совсем и не хороший, Павел. По крайней мере, для тебя. Только не перебивай! Я говорил тебе, что полюбил одну женщину? Мишка ее сын. От меня.

— Так мне-то что ты плохого сделал? — Павел недоуменно смотрел на Алексея, явно решив, что тот сошел с ума.

— А то, Леша, что звать ее Оксана. И что звонивший тебе эфэсбэшник — это я. Вернее, я, конечно, в ФСБ никогда не работал. Но звонил тебе и представился сотрудником КГБ кстати, а не ФСБ, именно я. Извиняться не буду. Мы боролись с тобой за одну женщину. Ты ее упустил, я добивался. Так что все по-честному. Битва двух самцов за самку. Ты же материалист, в Бога, в судьбу не веришь. Я оказался смышленее. Ты спасовал. Все честно! Но она, Оксана, не виновата. И сын ее не виноват. А ему лечится надо!

— Ты это все придумал, когда в реанимации лежал?

— У Оксаны родимое пятно под правой грудью. Так?

— Да, но…

— У меня, Павел, мало времени. Медсестра через десять минут… — Алексей посмотрел на часы. — Нет, через пятнадцать, приведет сюда главного врача. С бланком для завещания. Решай!

— Погоди, но…

— Меня после обеда переведут в другую палату. И последнее… Мы больше разговаривать не будем. Не можем мы с тобой больше разговаривать. И умирать в одной палате не можем. Двадцать лет ты ненавидел меня, а я тебя. Потому, что все эти годы я чувствовал, что Оксана продолжает любить своего бывшего. Своего первого мужчину. И я ненавидел его. А теперь я помогу ему уйти из жизни без тех болей, которые он заслужил. Ради своего сына. Ради Оксаны.

Пашка вырос. Как-то незаметно и очень быстро. Вот он пошел в первый класс, и вот он уже ординатор в тридцать первой больнице. Хирург.

Дома почти не бывает. Что, собственно, нормально. Сколько зарабатывает начинающий врач? Ставка тысяч пятнадцать, плюс дежурства. Разумеется, подработка в платной клинике. Интересно, когда он спать-то успевает? А еще девушка у него появилась. Само собой, не первая. Но эта — вроде всерьез. Почти год вместе.

Точно. Как в воду глядел. Вчера Павел объявил, что собирается жениться. На ней, на Оле. Ну, что ж, нормальная девчонка. Мне нравится. Правда, Катя, кажется, ревнует. Ха! Ей бы хотелось подольше оставаться главной женщиной своего сыночка. Кстати, моя мама, приняв ее в свой дом, вела себя умнее. Хотя, честно говоря, Катя перед будущей невесткой тоже ничего не «изображает». Только при мне ворчит, рано, мол. Пришлось ей напомнить, что когда мы поженились, я был на четыре года моложе нынешнего Пашки. Катя тут же прибавила: «Другие времена!»

Интересно, сколько сотен лет матери произносят эту фразу?..

Ну вот, нас выселили из собственной квартиры. Правда, мы и так жили в основном на даче. В Москве только ночевали раз-два в месяц. А теперь — фигушки. Пашка переселил Олю к себе, сделал ремонт и сообщил нам, что, разумеется, если нам очень приспичит, то переночевать в любимой столице мы можем. Но желательно, чтобы молодой семье ничто не мешало чувствовать себя счастливой и самостоятельной. Справедливости ради отмечу, что деньги он у меня брать теперь отказывается. Попросил разрешения позвонить нескольким моим друзьям, которых он, естественно, с детства знает, чтобы денег одолжить. У меня, однако, даже в долг брать не захотел. Сослался на мнение жены: «Чтобы не было соблазна не отдавать». Разумно.

Мы с Катей сидим на даче. С собакой. Вот кому теперь вся нежность достается! А как иначе — она же нас ждет, приезжаем — хвостом виляет. От радости аж повизгивает. А глаза?! Какие любящие глаза!

Но сын — все-таки лучше…

Катька иногда по ночам плачет. Хорошо, что на работе забот выше головы. Хоть это отвлекает…

Оля беременна. Должна родить через три месяца. Девочку. Пашка — доволен. Катя — счастлива. Всю жизнь переживала, что у нас один сын. Ей так хоте лось наряжать девчонку, заплетать ей косички, завязывать банты. Уверен, расти она девочку — мечтала бы о сыне. Ох, бабы, бабы!

Машуля — очарование! Безоговорочное! Ей уже годик. Жаль, но я оказался прав в своих прогнозах — видим мы ее крайне редко. Посчитал: за год семь раз. В среднем по полчаса. Нет, не сбываются что-то мечты о закатном счастье, растворенном во внуках…

У Кати реальная депрессуха. Паша звонит пару раз в неделю. Машке три года, а с нами на даче она за всю свою маленькую жизнь провела неделю. Весной этого года.

Мы остались одни… В доме тишина.

Неужели именно так начинается старость? Родился парадокс: тишина в доме — набат старости… Красивая фраза, не касайся она Кати и меня. Случись что со мной, что с Катей будет?! Что делать, ума не приложу…

Вчера ехали домой от ребят. Нашли повод напроситься в гости: поздравляли девушек с Восьмым марта. Атмосфера в машине гнетущая: едем, молчим. Я возьми да и брякни: «А давай ребенка из детского дома возьмем?» Уверен был — пошлет меня Катя куда подальше. А она вдруг: «Давай. Только девочку. Лет трех-четырех. Чтобы с Машулькой сестрами были». Забавно! Я ведь просто так сказал, не подумав, а она призналась — уже год об этом размышляет. Только мне не говорила, решив, что я стану возражать. А теперь мне вроде и деваться некуда. Вот уже часа три прошло, как домой приехали. Катька просто летает. Обегала весь дом, выбрала комнату для детской, нашла место для няни. Такое ощущение, что завтра уже ребенка привозим. Даже воздух в доме будто посвежел.

Три месяца на бумажки… У нас, оказывается, целая система выстроена, как воспрепятствовать усыновлению детей из детских домов. Правильно говорится — не имей сто рублей, а имей сто друзей. Не зря я со школы с Кириллом дружу — один его звонок и весь московский департамент опеки в нашем распоряжении. Короче говоря, мы можем вопреки правилам ездить по всем детским домам и домам ребенка и сами выбирать, кто нам понравится. А «простые смертные» могут смотреть только то, что им предложат. Большая разница. Завтра едем в первый Дом ребенка.