Филип Рот - Унижение

Экслер взял ружье и пошел в кабинет Пиджин. Он стоял и смотрел на стены, которые она, содрав обои, покрасила в нежный персиковый цвет. Он простодушно предложил ей сделать комнату своей, и она сделала ее своей. Экслер подавил искушение выстрелить в спинку ее стула и вместо этого сел на него. Он впервые заметил, что из книжного шкафа рядом с письменным столом вынуты все книги. Когда она освободила полки? Сколько дней ее решению уйти от него? А может, она допускала такую возможность все время, даже когда сдирала обои с этих стен?

Теперь ему захотелось пальнуть в книжный шкаф. Но он только шарил рукой по полкам, где раньше стояли ее книги, и тщетно пытался придумать, что же ему следовало сделать, чтобы она захотела остаться.

Примерно через час он решил, что не станет стреляться здесь, чтобы его нашли в комнате Пиджин, сидящим на ее стуле. Настоящий виновник всего — виновник, которому нет прощения, — не Пиджин. Этот провал — только его провал. Он будет наколот, как бабочка, на тупую булавку своей биографии.

Когда, долгое время спустя после звонка Эйсе, где-то около полуночи, уже на чердаке, Экслер все еще не находил в себе сил нажать спусковой крючок, даже после того, как вставил дуло в рот, он решил подхлестнуть себя воспоминанием о хрупкой Сибил ван Бюрен, обыкновенной провинциальной домохозяйке, худенькой, в чем душа держится, которая довела до конца то, что должна была закончить, взялась за сложную роль убийцы и успешно с ней справилась. Да, подумал он, если она сумела собрать все силы и сотворить такое с мужем, ее злым демоном, то почему я не могу сделать это над собой? Он представил себе, как она непреклонно осуществляет свой безжалостный план: с беспощадной расчетливостью сумасшедшей оставляет двух маленьких детей дома, едет к мужу, поднимается по ступенькам, звонит, вскидывает ружье и, как только он открывает, без колебаний стреляет в упор. Если она смогла, то и я смогу!

Сибил ван Бюрен стала точкой отсчета храбрости. Он твердил про себя побуждающую к действию формулу, надеясь, что эти несколько слов подвигнут его на самое невероятное, на что способен человек. Если она смогла, то и я смогу, если она смогла… Наконец ему пришло в голову попробовать притвориться, что он играет самоубийство в пьесе. В пьесе Чехова. Что может быть уместнее? Это будет его последнее обращение к актерской профессии, и так как он жалкое, опозоренное, слабое существо, тринадцатимесячная ошибка лесбиянки, роль потребует от него всех оставшихся сил. Чтобы еще один, последний раз добиться превращения воображаемого в реальное, ему придется притвориться, что чердак — это театр, а он — Константин Гаврилович Треплев в заключительной сцене «Чайки». В двадцать с небольшим, когда он считался театральным чудом, когда у него получалось все, за что бы он ни взялся, когда он добивался всего, чего хотел, ему довелось играть чеховского честолюбивого молодого писателя, потерпевшего неудачу во всем: и в творчестве, и в любви. Это был спектакль Актерской студии на Бродвее, его первый крупный успех в Нью-Йорке, после которого он стал самым многообещающим театральным актером сезона. Его переполняли уверенность в собственных силах и сознание своей исключительности. Он был готов к любым случайностям…

Если она смогла, то и я смогу.

Рядом с его телом на чердаке домработница нашла записку из семи слов: «Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился». Это последняя реплика из «Чайки». Он сыграл это, крепкий театральный актер, о котором так много говорили когда-то, на которого в свое время ходили.

Филип Рот (р. 1933) — признанный классик американской литературы, лауреат самых престижных литературных премий. Это единственный из ныне живущих американских писателей, чье Полное собрание сочинений выходит в серии «Библиотека Америки», которая охватывает произведения крупнейших прозаиков, поэтов, эссеистов, философов, исторических и государственных деятелей США (последние два из девяти томов Собрания увидели свет в 2013 г.).

В 1997 г. за роман «Американская пастораль» Ф. Рот был награжден Пулицеровской премией. В 1998 г. в Белом доме писателю вручили Национальную медаль искусств, а в 2011-м — Национальную гуманитарную медаль. В 2002-м Американская академия искусств и литературы присудила Ф. Роту свою высшую награду — Золотую медаль в номинации «Художественная литература». Ранее этой чести были удостоены Джон Дос Пассос, Уильям Фолкнер и Сол Беллоу. Филип Рот — дважды лауреат Национальной книжной премии и премии Национальной ассоциации литературных критиков. Три раза писателю присуждали премию Фолкнера.

В 2005 г. Общество американских историков признало роман Ф. Рота «Заговор против Америки» лучшим историческим произведением о стране (за 2003–2004 гг.). Этот роман принес писателю британскую премию У. Г. Смита в номинации «Лучшая книга года». Лучшей книгой года его признали такие авторитетные издания, как «Нью-Йорк таймс бук ревью», «Сан-Франциско кроникл», «Бостон глоуб» и многие другие.

В 2006 г. Филип Рот получил премию Набокова за «оригинальность и непревзойденное мастерство», а в 2007-м премию Сола Беллоу — за неоценимый вклад в американскую литературу.

В 2011 г. писатель стал лауреатом Международной Букеровской премии, а в 2012-м — премии Принца Астурийского (высшей литературной награды Испании).

Шекспир У. Буря. Акт IV, сцена 1. Пер. О. Сороки.

Ради общего блага, на благотворительных началах ( лат.).

«Долгое путешествие в ночь» («Долгий день уходит в ночь») — пьеса американского драматурга Юджина ОʼНила (1888–1953), написанная в начале 1940-х годов, но увидевшая свет уже после смерти автора, в конце 1950-х. Удостоена Пулицеровской премии в 1957 году. Ее герой Джеймс Тайрон, стареющий «актер одной роли», переживает глубокий кризис, как и вся его семья. — Здесь и далее прим. ред.

«Воссоединение семьи» — пьеса (1938) американо-английского поэта и драматурга Томаса Стернза Элиота (1888–1965), написанная белыми стихами и привносящая элементы греческой драмы (в частности, хор) в детективную историю начала XX столетия, в центре которой — мотив искупления вины.

Речь идет о пьесе (1935) американского драматурга Клиффорда Одетса (1906–1963).