Дидье Ковеларт - Евангелие от Джимми

Вот тут-то все и рухнуло. Звучит дико, но ее развод положил конец нашей любви. Однажды в воскресенье, за столиком ресторана «Боут-Хаус» в Центральном парке — мы ходили туда обедать в хорошую погоду, — над блюдом с креветками она объяснила мне, что наши отношения изжили себя: раньше муж и любовник как бы уравновешивали друг друга, но теперь я из отдушины превратился в обузу. Она хотела новой жизни, хотела семью, а главное — я слишком ее связывал, отвлекая от работы. Она говорила, что ей нужно разобраться в себе, а я мешал, мешала зависимость от постели; ей хотелось ровных отношений, просто кого-то рядом, чтобы спокойно работать и с удовольствием коротать вечера у телевизора. Все это было немыслимо со мной: слишком сильно между нами искрило, и слишком тяжкое одиночество наваливалось после любви. Короче, если я правильно ее понял, она решила бросить меня, потому что была от меня без ума.

Я готов был жениться, строить с ней семью, жить вместе и подавать ей ужин к телевизору — она сказала «нет». «Ты был замечательным противоядием от моей прежней жизни, Джимми, но противоядие может быть и ядом — даже убийственным ядом, если увеличить дозу. Всему свое время». Я ничего не понимал. Мы ведь были счастливы, и это главное, мы и не задумывались особо ни о чем, и вдруг нате вам — яд. Я голову сломал, пытаясь найти возражение, веский довод, в конце концов ляпнул, что так или иначе буду любить ее всегда. Она грустно улыбнулась и вздохнула: «Так или иначе… Мне тридцать пять, Джимми. Я хочу ребенка, а с тобой это невозможно». Вот это я понял. Она думала о будущем своего ребенка, а отец должен зарабатывать деньги.

«Ладно, — сказал я, — если передумаешь, только позови». Расплатился своей кредиткой, на которой почти ничего не осталось, и пошел по аллее прочь, не оборачиваясь, мол, иду себе, гуляю. Шел и думал: я держусь замечательно. Она круто со мной обошлась, я не был готов к такому разрыву. Но когда держишься замечательно, чувствуешь себя еще гаже.

Целых три недели я ждал, что она позвонит и скажет: я была не права, я люблю тебя, яд — не яд, плевать, пусть все будет как раньше. Она не позвонила. Мне хотелось то взломать ее дверь, то ограбить банк, чтобы добыть ей денег на ребенка, но сделать первый шаг я не решался и попробовал ее забыть. Повернул все зеркала к стене, побродил по порносайтам, но лишь почувствовал себя в десять раз более одиноким.

Как-то в воскресенье, лежа в кровати с пультом от телевизора в руке, между войнами и матчами я наткнулся на шоу пастора Ханли. Пастор рассказывал, как один человек проклял свою жену за то, что она его бросила. Он поклялся, что никогда больше не увидит ее и никогда не простит, а потом встретил Иисуса, и тот сказал ему: «Ступай к ней, и ты познаешь Господа». Ну вот, я и пошел к ней. Дверь открыл высокий блондин. Я пробормотал: «Извините, ошибся», — и сделал ноги.

С тех пор я пытаюсь переключиться на других женщин. Пока мне попадаются только уродины, или дуры, или то и другое вместе, но я надеюсь, через месяц-другой это пройдет. В один прекрасный день Эмма останется в прошлом, а я смирюсь с неизбежным. Вот только держать на нее зла я не могу. Пытаюсь винить ее во всех грехах, но сам себе становлюсь противен и начинаю ее понимать.

— Ваша очередь!

В приемной никого, остался только я. Встаю и подхожу к окошку. Здороваюсь, регистраторша спрашивает, что у меня, показываю руку, кровавое пятно на повязке. Девушка нажимает какую-то кнопку, и над второй дверью слева загорается зеленая лампочка. Благодарю, прохожу через металлоискатель и оказываюсь в коридорчике. Светящееся панно на трех языках просит меня снять обувь и не входить в кабинет до звукового сигнала. Дождавшись гудка — би-ип, — вхожу в кабинет. Желтые кафельные стены, надутый врач за столом. Его зовут д-р Бр, так написано на бейдже, его лицо скрыто под белой маской.

Он просит меня присесть, берет мой паспорт, вводит данные в компьютер. Секунд через пять поднимает глаза от экрана и с подозрительным видом сообщает, что моя медицинская карта пуста. «Это опасно?» — спрашиваю я, шучу, конечно, но он даже не улыбается.

— Вы что, никогда не болели?

В голосе упрек. Я отвечаю: «Да нет, здоров».

— А осмотры, прививки, диспансеризации?

Я объясняю все как есть: мои приемные родители были люди бедные, жили мы в южной глуши, они полагались на природу, а местная школа — это вообще было черт-те что, я сам выучился чему мог, а потом уехал и зажил самостоятельно. Он явно сомневается, задумчиво поправляет маску, скрывающую лицо. Вот он, прогресс медицины: врачи все лучше защищаются от больных.

— Вы знаете, какая у вас группа крови?

— Нет.

— Ладно, я все равно должен заполнить вашу генетическую карту: это делается в обязательном порядке. А в вашем случае тем более необходимо.

— В моем случае?..

— Выявление ожирения в начальной стадии.

Отвечаю, что пришел из-за укуса собаки…

— Разденьтесь и встаньте на весы.

Я со вздохом поднимаюсь. Он наблюдает мой стриптиз с осуждением во взгляде, напоминает мне, что по законам штата Нью-Йорк при моем росте вес не должен превышать двухсот тридцати фунтов, — в противном случае полагается принудительное лечение или денежный штраф. Отвечаю, что работаю в Коннектикуте. Это, оказывается, еще хуже: двести десять фунтов. Клятвенно обещаю сесть на диету. Он велит мне дождаться результатов: возможно, склонность к ожирению у меня в генах.

— Да нет, это от несчастной любви. Мне было так худо, что я ел все подряд, чтобы отвлечься. Теперь-то уже лучше: я начал посматривать на других женщин.

— Сто девяносто пять фунтов, — объявляет врач, кивая на экран, где высветился вердикт весов. — Если данные генетической карты подтвердят наследственную склонность к ожирению, придется полечиться.

— Бросьте, когда у меня есть женщина, я худею.

— Со здоровьем, знаете ли, не шутят. И до суда доводить не советую.

Я молчу. Он выкачивает из меня полную пробирку крови, колет взамен противостолбнячную сыворотку, записывает мои координаты и обещает прислать результаты через неделю, засим до свидания, всего хорошего.

Я снова в приемной, жду счета, сижу на том же стуле, и мне так же худо, как и полчаса назад, но тут я хотя бы в своем праве: несчастная любовь пока еще не запрещена даже в штате Нью-Йорк.

Вернись, Эмма. Никакое я больше не противоядие, без тебя я сам себя отравляю этим ядом изо дня в день. Вернись, любимая, верни мне твое тело, твою улыбку, твое желание… Выходи замуж, заводи сколько угодно детей, живи как тебе хочется, но когда разочаруешься, пожалеешь, загрустишь, подумай обо мне… Я буду ждать. С завтрашнего дня сяду на диету. Завяжу с чипсами, с пивом, со слезами. Я стану другим человеком, ты и не узнаешь меня, когда ко мне вернешься.