Лиза Эдвардс - Пес по имени Бу

В тот раз из-за обильного снегопада Аттикус, Данте и Бу провели все выходные с Лоренсом, дома. Для многих собак снег означает веселье. Он как будто подстегивает их энергию радости. Даже немолодые псы вроде нашего старшенького часто при виде снега начинают сходить с ума. Шестидесятипятифунтовому Аттикусу уже исполнилось тринадцать лет, что в человеческом летосчислении приближалось к восьмидесяти двум годам. (Чтобы получить эту цифру, я не пользовалась формулой, по которой собаке насчитывается семь человеческих лет за каждый год ее жизни. Когда мы начали лучше понимать своих собак, то поняли, что скорость старения собаки определяется ее размерами. Другими словами, такой же возраст собаки весом в двадцать фунтов соответствовал бы шестидесяти восьми годам, прожитым человеком.) Но каждую зиму он носился по первому снегу с такой скоростью, что, казалось, его задница бежит быстрее передних лап и, догоняя их, выталкивает его вперед, вынуждая еще сильнее наращивать скорость. В этом году Аттикус, как обычно, немного поиграл в снегу, совершив несколько пробежек в привычной для себя манере. Но, возвращаясь в дом, он с трудом преодолевал небольшие заносы и, тяжело дыша, упал перед лестницей на террасу. Поднявшись наверх, он снова упал, но встать уже не смог. Его дыхание становилось все более затрудненным, и с каждым мучительным вдохом все его тело сотрясала дрожь.

Лоренс подхватил собаку на руки и занес в дом, умоляя не умирать.

— Пожалуйста, держись, — твердил он. — Не умирай, пока ее нет дома. Пожалуйста, не вздумай умереть, пока она не вернется.

Аттикус уважил его просьбу и к концу выходных как будто оправился.

Доктор Синди была вместе со мной на конференции, а свою машину оставила возле нашего дома. Когда я описала ей состояние Аттикуса, она пообещала осмотреть его, когда мы вернемся домой. Подъехав к дому в воскресенье вечером, мы стали свидетелями привычного ликующего танца, всякий раз исполняемого Аттикусом в честь моего возвращения. В его поведении и самочувствии не было ничего, внушающего тревогу. Я решила, что его просто утомили игрища в снегу, явно превосходившие возможности псины его возраста.

Спустя время мы с Лоренсом вспоминали перемены, происходившие с Аттикусом на протяжении следующей недели. Его движения становились все более скованными, он быстро утомлялся, а его голова немного отклонялась вбок, как будто у него случился инсульт. Но поскольку прошло всего три недели после обязательного ежегодного ветеринарного осмотра, провозгласившего, что для тринадцатилетней собаки он находится в отличной форме, мы не приняли это близко к сердцу и не поделились друг с другом своими наблюдениями. Каждый из нас предпочитал думать, что наш пес проходит одну из стадий старения.

Тем временем моя жизнь неслась со скоростью наверстывающего опоздание поезда. Я писала статьи по подготовке собак-психотерапевтов, в компании Данте или Бу совершала два или три визита в неделю по программе «Питомцы-партнеры», продолжала работать в литературном агентстве и проводила тренировки для собак и их хендлеров. В дополнение ко всему этому, когда я вернулась с конференции, на меня обрушились проблемы, связанные с грядущей доставкой новых окон и дверей для всего дома. В воскресенье прибыли материалы, а наутро, на рассвете, явились и рабочие. Там, где прежде были окна, препятствовавшие проникновению в дом холода, образовались огромные дыры, которые смотрелись весьма драматично с архитектурной точки зрения и напрочь лишали комфорта. Чтобы нагреть дом, я начала жечь в камине картонные коробки, в которых доставили окна, и удвоила количество собачьих подушек на полу гостиной. Заметив, как непринужденно развалился Аттикус на огромной горе подушек перед самым камином, я усмехнулась при мысли о том, что он наконец-то полюбил комфорт и уют. День прошел хорошо, собаки были рады гостям, и большинство окон заняли свои места. Двери ожидали своей очереди на следующий день.

Вторник обещал быть сумасшедшим. Мне предстояло встать ни свет ни заря, чтобы встретить рабочих, смотаться с Данте на урок к третьеклассникам, вернуться домой, чтобы проверить, как идет установка дверей и оставшихся окон, подогнать кое-какую бухгалтерию и закончить день двумя собачьими тренировками. Такие дни случались у меня довольно часто. Я научилась втискивать собственно работу, приносящую основную часть дохода, в паузы между волонтерскими посещениями и малооплачиваемыми тренировками. Поскольку в понедельник у меня за целый день не было времени подготовить Данте к поездке в школу, я решила выкупать его и подстричь ему когти поздно вечером.

Перед визитом куда бы то ни было очень важно привести в порядок когти собаки. Ни Данте, ни Бу ни за что на свете не причинили бы умышленного вреда человеку, но собачьи когти бывают весьма острыми. В результате животное способно поцарапать ребенка, просто подав ему лапу. Поскольку на этой неделе Бу также ожидали визиты, а стареющему Аттикусу я укорачиваю когти особенно часто (длинные мешают собаке нормально стоять, заставляя переносить нежелательную нагрузку на суставы), то в этот вечер все красавчики получили свой сеанс педикюра.

Понедельник собаки провели очень приятно — они валялись на подушках перед теплым камином, общались с дружелюбно настроенными рабочими, а вечером угощались лакомствами, положенными им за терпение, проявленное во время подстригания когтей. Мы с Лоренсом отчетливо помним, как все три пса сидели на коврике в столовой, глядя на нас влажными глазами и как будто сообщая: «Это было здорово!»

По мере того как Аттикус старел, ему становилось неудобно спать на кровати рядом со мной. Поэтому на полу у кровати теперь постоянно лежала большая подушка. Таким образом, он мог постоянно находиться рядом со мной. Я полагала, что у него побаливают суставы и ему необходимо пространство, чтобы поудобнее вытягивать лапы и чаще менять позу. Особенно он любил старую собачью подушку в царственном парчовом чехле, которую я набила пухом из древнего стеганого одеяла, когда прежнее содержимое подушки пришло в негодность. Таким образом, Аттикус относился к очень небольшой группе собак на этой планете (как я думаю), располагающей собственной пуховой постелью.

С животами, набитыми собачьей снедью, и короткими красивыми когтями собаки взобрались на второй этаж (Аттикус шел медленнее своих братьев) и расположились на ночлег. Аттикус улегся на свою пуховую постель рядом со мной, Данте — у подножия кровати, а Бу — между Лоренсом и мной (в своей любимой позе «Милашка Бу/Колючка Бу»). Вот так, уютно устроившись в своих постелях, мы все мирно задремали… И вдруг откуда-то донесся глухой стук. Вначале мы лишь слегка пошевелились, не в силах стряхнуть с себя сон. Но стук становился громче, и мы с Лоренсом вскочили, одновременно заметив, что Аттикуса нет на подушке, Бу исчез с кровати, а Данте покинул свой пост у ее подножия. В поисках источника шума мы подбежали к двери кабинета Лоренса, расположенного напротив спальни.