Кейт Мортон - Далекие часы

Саффи медленно движется к окну. Ее тянет к нему.

Она забирается на книжный шкаф, подтыкает ночную рубашку вокруг колен, пытаясь защититься от внезапного смертельного холода. Касается запотевшего стекла и вглядывается в ночь…

Перси отыскала молоток. Это заняло немало времени и потребовало множества ругательств, но все же ее ладонь сомкнулась на гладкой деревянной рукоятке, отполированной за много лет разнообразного использования. Фыркнув со смесью ликования и разочарования, Перси выудила молоток из груды гаечных ключей и отверток и положила на пол рядом с собой. Открыла стеклянную банку с гвоздями и вытряхнула в руку с десяток. Поднесла один к свету, осмотрела и решила, что двух с половиной дюймов вполне достаточно; по крайней мере, до утра ставня продержится. Она сунула пригоршню гвоздей в карман дождевика, взяла молоток и направилась обратно через кухню к двери.

Начало вышло на редкость неудачным, что и говорить. Нога соскользнула с камня, и он упал в илистый ров, испытав немалое потрясение. Определенно, это не входило в его планы. Выругавшись, как солдат — которым он, разумеется, и был, — Том поднялся, вытер глаза тыльной стороной запястья и атаковал стену с еще большей решимостью.

«Никогда не отчаивайтесь! — кричал им командир, когда они с боем продирались сквозь Францию. — Никогда не отчаивайтесь!»

Наконец он добрался до подоконника. К счастью, между двумя камнями имелась выемка, из которой давным-давно высыпался известковый раствор, как раз подходящего размера, чтобы втиснуть ботинки. Из комнаты струился благословенный свет, и Том быстро прикинул, что починить ставню прямо сейчас не удастся.

Он так сосредоточился на ставне, что не обратил внимания на саму комнату. Сейчас же он посмотрел в окно и увидел поразительно теплую и уютную сценку. Хорошенькая женщина дремала у огня. Сначала он решил, что это Юнипер.

Затем женщина вздрогнула, ее лицо напряглось, и он понял, что это не Юнипер, а одна из ее сестер. Судя по описаниям Юнипер — Саффи, которая вырастила ее, заступив на место умершей матери, которая страдала от приступов паники и не могла покинуть замок.

Пока он наблюдал, она внезапно распахнула глаза, и он чуть не разжал пальцы от удивления. Женщина повернула голову к окну, и их взгляды встретились.

Перси заметила мужчину у окна, как только зашла за угол. Свет выхватывал темный силуэт, похожий на гориллу; незнакомец взобрался по стене, цепляясь за камни, и посмотрел в хорошую гостиную. Комнату, где спала Саффи. В груди Перси что-то заклокотало; всю жизнь она считала своим долгом охранять сестер и потому покрепче сжала деревянную рукоятку молотка. С натянутыми нервами она побежала к мужчине сквозь дождь.

Возникнуть за окном, как вымазанный илом вуайерист, — совсем не то впечатление, которое он надеялся произвести на сестер Юнипер.

Но Тома уже увидели. Он не мог просто спрыгнуть и спрятаться, сделать вид, что ничего не произошло. Он неуверенно улыбнулся, поднял руку, чтобы помахать, дать знать о своих добрых намерениях, но тут же уронил ее, когда сообразил, что она вымазана в иле.

О боже. Женщина стояла и не улыбалась.

Она направилась к нему.

В глубине души он понимал, несмотря на унижение, что этому моменту суждено стать любимым анекдотом благодаря самой своей абсурдности: «Помните ночь, когда мы познакомились с Томом? Он появился за окном, весь в иле, и помахал мне рукой!»

Но до этого еще далеко. Пока что ему остается лишь ждать; пока она идет к нему, медленно, почти как во сне, и немного дрожит, словно ее терзает такой же адский холод, как и его под дождем.

Она потянулась к задвижке окна, он попытался подобрать нужные фразы, а затем она что-то схватила с подоконника.

Перси застыла как вкопанная. Мужчина исчез. Прямо у нее на глазах он свалился на землю. Она подняла глаза и увидела в окне трясущуюся Саффи, которая крепко сжимала в руках гаечный ключ.

Резкий треск. Интересно, что это? Движение, его собственное, внезапное и неожиданное.

Падение.

Что-то холодное и мокрое у лица.

Звуки. Может, это птицы? Крики, визг. Он вздрогнул и ощутил привкус ила. Где он? Где Юнипер?

Капли дождя колотили его по голове, и он чувствовал каждую каплю в отдельности, словно музыку, перебор струн, сложную мелодию. Они были прекрасны, и он удивился, что не замечал этого прежде. Отдельные капли, совершенные, все до единой. Небо роняет их, они впитываются в землю, чтобы слиться в реки и наполнить океаны, чтобы людям, животным, растениям было что пить… Все так просто.

Он вспомнил грозу, в которую попал еще мальчиком, когда отец был жив. Том испугался. Было темно, гремел гром, и он спрятался под столом на кухне. Он плакал, жмурился и сжимал кулаки. Он ревел так отчаянно, страх так стенал в его ушах, что он не заметил, как отец вошел в комнату. Внезапно гигантский медведь подхватил Тома огромными лапами, прижал к груди и заверил, что все хорошо, и кисло-сладкий запах табака в его дыхании отогнал беды прочь. В устах отца эти слова прозвучали как заклятие. Обещание. И Том больше не боялся…

Куда подевалось варенье?

Варенье — это очень важно. Мужчина из полуподвальной квартиры сказал, что это его лучшая партия; что он сам собрал ежевику и много месяцев копил выдаваемый по карточкам сахар. Но Том не мог вспомнить, куда подевалась банка. Он знал, она была у него. Он привез ее из Лондона в сумке, а потом вынул и поставил на землю. Он забыл ее под столом? Когда он прятался от дождя, банка с вареньем была у него? Наверное, надо выбраться отсюда и поискать. Придется, ведь варенье — подарок. Сейчас он встанет и поищет, а после посмеется над тем, что едва не потерял банку. Вот только немножко отдохнет.

Он устал. Ужасно устал. Путешествие получилось таким долгим. Грозовая ночь, утомительный подъем по дорожке, целый день поездов, автобусов и опозданий, но самое главное, что путешествие привело его к ней. Он так много преодолел; он так много читал, преподавал, мечтал, желал и надеялся. Вполне естественно, что ему нужно отдохнуть, он только на минутку закроет глаза и расслабится; совсем ненадолго, чтобы быть готовым, когда они вновь встретятся…

Том закрыл глаза, и перед ними вспыхнули мириады крошечных звездочек, они мерцали, кружились, и ему хотелось одного: смотреть на них. Ему казалось, что самое желанное на свете — лежать и смотреть на эти звезды. Так он и сделал; наблюдал, как они кружат и осыпаются, и гадал, сможет ли когда-нибудь добраться до них, протянуть палец и поймать звезду; вдруг он заметил, что среди них что-то прячется. Лицо, лицо Юнипер. Его сердце расправило крылья. Выходит, его путь завершен. Она совсем рядом, наклоняется, кладет ладонь ему на плечо, тихонько шепчет что-то на ухо. Слова, которые описывали все это так замечательно, что когда он попытался их ухватить, повторить, они пролились водой между пальцев, и звезды сияли у нее в глазах, и звезды сияли у нее на губах, и маленькие искрящиеся огоньки сверкали у нее в волосах; и он больше не мог ее слышать, хотя ее губы шевелились, и звезды подмигивали, потому что она таяла, растворялась во мраке; и он тоже таял.