Сергей Антонов - Поддубенские частушки. Первая должность. Дело было в Пенькове

«Кончено! — думала она, утирая слёзы. — С завтрашнего дня буду работать так, как работал прежний инженер. Буду делать замечания только прорабам и начальникам участков. Пусть они сами принимают меры. В конце концов, что мне до Яковлева, до его матери, до Арсентьева?.. И откуда у меня такое беспокойство за совершенно чужих, за посторонних людей? Очень мне это нужно?..»

Утром ей очень не хотелось вставать. Но она пересилила себя и с тяжёлым чувством пошла на работу. Так же, как и всегда, у ворот её встретил дедушка и, не спрашивая пропуска, отдал честь. Горько улыбнувшись, Нина вспомнила, с каким нетерпением и радостью проходила она эти ворота в первые дни, как она собиралась удивить начальника строительства своими знаниями и энергией. «Даже обиделась, что пропуск потребовали, дурочка», — печально усмехнулась она. Возле доски показателей стоял расстроенный Митя. Против обыкновения он не поздоровался с Ниной, а, надвинув на глаза кепку, отправился к лестнице. В графе вчерашнего дня была выведена жирная двузначная цифра. «Даже ста процентов не сделали, — подумала Нина. — Провалили соревнование. Совсем провалили». По привычке она решила сразу же сходить наверх и проверить работающих. В большом зале второго этажа, за колонной, разговаривали люди.

— Конечно, начальство виновато, — узнала Нина голос монтёра. — Если бы она хоть где-нибудь работала, тогда с неё можно спрашивать. А то прямо от тетрадок. Чего с неё возьмёшь?.. Ей бы сперва в десятниках походить.

«Это про меня», — догадалась Нина, и ей вдруг стало так безразлично всё вокруг, что она повернулась и пошла обратно, дав себе слово не выходить сегодня из кабинета до конца работы.

День был ещё более жаркий и душный, чем вчера. Мелкая горячая пыль неподвижно висела в знойном воздухе. Девчата в платьях и косынках окачивали друг друга из брандспойтов с ног до головы. У машин охрипли сигналы. Многие шофёры ездили, подняв капоты двигателей. И от этой редкой для Москвы жары Нина стала ещё безучастней ко всему, как-то даже бесчувственней. И когда Ахапкин, взглянув на неё, тоже не поздоровался, она приняла это как должное и не огорчилась.

За пустым письменным столом сидеть было скучно и глупо.

— Когда будут остальные плакаты? — спросила Нина только для того, чтобы не сидеть без дела.

— Не будет остальных плакатов, — ответил Ахапкин, не отрываясь от своих накладных.

— Не будет — и не надо, — равнодушно сказала Нина.

Дверь распахнулась, и в кабинет вбежала Лида. Лицо её было мокрое от слёз.

— Нина Васильевна!.. — закричала она. — Скорее, Нина Васильевна!..

— Что случилось?

— Скорее пойдёмте… Нина Васильевна… Андрей повис.

— Как повис?!

— Так… Сорвался и повис на цепи… И мы никто не знаем, чего делать…

Уронив стул, Нина выбежала из конторы. От дальнего угла здания, громко разговаривая и размахивая руками, расходились в разные стороны рабочие. Капризно сигналя и переваливаясь на ухабах, ехала белая машина скорой помощи с шёлковыми занавесками, странно выглядевшая среди самосвалов, бетономешалок и контейнеров. Нина бросилась к лестнице, слыша, как за её спиной громко, по-деревенски, плачет Лида, но в это время рядом с ней раздался голос Мити:

— Не бегите, Нина Васильевна. Всё в порядке. Он, если вы хотите знать, уже в санчасти…

Возле санчасти толпились рабочие, заглядывали в окна. Седая сестра с мокрыми руками впустила Нину.

На кровати, возле открытого окна, лежал бледный Арсентьев, обёрнутый мокрой простынёй.

— Солнечный удар, — сказала сестра, — перегрелся.

Тяжело дыша, Нина почти упала на стул. Вошёл врач скорой помощи, осмотрел умными глазами комнату, Нину, спросил сестру, усмехнувшись: «Кто же здесь пострадавший? Он или она?» — и, не ожидая ответа, подсел к Арсентьеву и стал считать пульс.

— А у вас тут с охраной труда слабо, — предупредил он сестру. — В такую жару надо следить, чтобы в кепках работали… Через полчаса он будет в полном здравии. — Последние слова он сказал почему-то Нине и, попрощавшись с сестрой, вышел.

— Идите-ка отдохните, Нина Васильевна, — ласково посоветовала сестра. — Смотрите, на вас лица нет.

— Какой тут отдых! — встрепенулась Нина. — Надо сейчас же проверить, как там, наверху…

И чувствуя, как всё её тело наливается прежней молодой силой, она выбежала из санчасти и, не отдыхая на площадках, стала взбегать по лестнице наверх.

«Сейчас я заставлю их всех работать, как полагается, — возбуждённо шептала она. — И пусть хоть сам Роман Гаврилович упрекает меня, пусть насмехаются надо мной монтажники, я всё равно не отступлюсь, ни на шаг больше не отступлюсь от своих требований!.. Забота о людях совсем не лёгкое и не простое дело. И когда-нибудь Арсентьев поймёт это… А может быть, и не поймёт… А я всё равно не отступлюсь!»

Так она бежала, не останавливаясь, вплоть до двадцатого этажа. И только здесь, на двадцатом этаже, она опомнилась и остановилась, и услышала за своей спиной всхлипывания. Вслед за ней поднималась Лида.

— Ой, как вы быстро, — сказала Лида, — прямо, вас не догнать… Спасибо вам, Нина Васильевна!..

— За что?

— За Андрея! — и Лида обняла её и спрятала залитое слезами лицо у неё на плече.

«Ну вот, так я и знала!» — устало подумала Нина, поглаживая Лиду по спине и чувствуя, как прежняя слабость и безразличие охватывают её.

— Я сперва пугалась его, не хотела с ним никуда ходить… — торопливо говорила Лида. — Напугали меня наши девчата. А вчера не стерпела, думаю: «Будь что будет!» — пошла с ним в кино. Он хороший такой парень… Очень хороший. Такой парень, прямо я не знаю!.. — и она снова заплакала и приникла к Нининому плечу.

Чувство враждебности и вместе с тем какой-то материнской нежности к этой девушке овладело Ниной, и, со страхом ожидая, какое из этих двух чувств возьмёт верх, она стояла, держась за поручень и глядя в пустоту широко раскрытыми глазами. Чувство враждебности стало усиливаться, но в это время зазвенела железная лестница, на площадку поднялся Митя и крикнул:

— А инженер-то вернулся, Нина Васильевна!

— Какой инженер? — не поняла Нина.

— Тот, который в больнице лечился.

— Ну вот, наконец-то кончились мои мучения! — сказала она и тут же почувствовала, что слова эти не доходят до её сознания. — Ну вот, кончились мои мучения, — раздельно повторила она. — Теперь можно выбирать настоящую строительную работу. — И с удивлением поняла, что не может испытать от этого долгожданного известия никакой радости.

Опасение за судьбы Мити, Андрея, Нюры, Лиды зашевелилось в её душе, и она не могла представить, как можно доверить всех этих непослушных людей кому-то другому. «Ну вот, — рассердившись на себя, подумала она, — столько дней ждала, ждала, а теперь на попятную! Здесь не детский сад, Нина Васильевна».