Лев Портной - Улавливающий тупик

— Толик! — закричал я. — Кидай колбасу!

По плану Хобыча пес должен был кинуться следом за лакомством, брошенным в загон, я отпустить сетку, а Толик выскочить из уборной и прижать эту сетку к земле, чтобы Аргон больше не вырвался на свободу.

Толик потихонечку приоткрыл дверку «скворешника» и выглянул на свет божий. И вдруг раздался голос Тимофевны:

— Это… как там тебя?! Михалыч! — крикнула она. — Посмотри-ка, там дым идет из трубы? А то я печь затопила, и чой-та в избу много дыма валит!

Я подтянулся немного вверх, увидел трубу и столб дыма и крикнул в ответ:

— Идет дым, идет!

И пока глазел на трубу, я немного отвлекся и нечаянно съехал с крыши еще на несколько сантиметров. Я замер прямо над захлебывавшейся от лая овчаркой, кончиками пальцев левой руки удерживаясь за скобу лестницы, а правой рукой сжимая рейку с черным от сажи половником, с помощью которых мне удалось подцепить и приподнять над землей металлическую сетку. Пес и тот умолк и уставился на меня. А я понял, что либо должен бросить рейку с половником, и тогда все предпринятые усилия пойдут насмарку, либо металлическая сетка перевесит и я упаду с крыши прямо в лапы Аргона. Собака ждала, высунув язык. А я медлил, все еще надеясь удержаться наверху и рейку не выпустить. Я смотрел в синее неподвижное небо, яблоня «грушевка» протянула в мою сторону зеленую ветку, и прямо перед моими глазами висело огромное белое яблоко, на котором, расправив крылья, сидела бабочка. Казалось, что остановилось время и все часы оплавились, как на картине Дали, и если насекомое шевельнет желтыми крылышками, нарушится шаткое равновесие мира и я упаду на землю, и стану добычей свирепого чудовища. Но бабочка замерла и даже усиками не шевелила. И в это мгновение Хобыч швырнул колбасу. Она взлетела в синее неподвижное небо и выписала плавный полукруг, из-за возникшей за нею зоны турбулентности воздух вздрогнул, и я полетел вниз. В последний момент я успел оттолкнуться от крыши ногами, чтоб не свалиться на голову собаки, и, совершив траекторию полета не хуже, чем кусок колбасы, грохнулся на собачью будку, отчего она разлетелась в щепки. Приземлившись, я даже боли сначала не почувствовал, я просто оцепенел от шока и уставился на собаку. Пес молча взирал на меня и пытался уразуметь происходящее. Ведь то, что чужие на хозяйское добро покушались, по мнению собаки, было в порядке вещей, хотя и святотатством. А иначе возникало сомнение в целесообразности его, то есть Аргона, существовании. Но чтобы чужой, вот так откровенно глумясь над собакой, забрался на крышу хозяйского дома, а потом кинулся с нее на собачью будку и порушил ее, — такого Аргону и в кошмарном сне присниться не могло. Он даже гавкнуть сперва не мог, дар лая потерял от возмущения. Но затем пес встрепенулся, зарычал и, перемахнув через сетку, бросился на меня. В панике я закрыл лицо руками и… услышал окрик:

— Аргон! Нельзя! Ко мне, Аргон!

Я еще некоторое время сидел, обхватив голову руками и с ужасом ожидая, что меня начнут кусать и рвать на части.

— Михалыч, ты что там делаешь? — услышал я тот же голос.

Я убрал руки и увидел Сергея. Он стоял посреди двора и придерживал за холку собаку, недовольную и явно не одобрявшую отношения хозяина к супостатам.

— Вовремя ты, — с облегчением выдохнул я.

Из уборной вышел Хобыч.

— Здорово, Cepera! — весело, как ни в чем не бывало, произнес он.

— Здорово, мужики!

Мы начали обниматься.

— А остальные-то где?

— Да попрятались, видно, кто где. Задал пес твой нам жару! — ответил Толик.

— Аркаша на дне бассейна валяется, — сказал я, потирая свои ссадины и ушибы.

— Бог ты мой! А это что такое?! — неожиданно закричал Сергей.

Мы обернулись и увидели через окна, что вся изба наполнена черным дымом, сочившимся сквозь щели наружу.

— Там же Тимофевна осталась! — воскликнул я.

— А что там горит? — спросил Сергей, направляясь к крыльцу.

— Да ничего не горит. Она печь затопила и жаловалась еще, что дым в избу валит! — промолвил я.

Сергей отворил дверь на террасу, и из дома повалил густой черный дым, от которого мы закашлялись.

— Она точно там? — спросил он меня.

— А где ж ей еще быть? — уверенно ответил я.

— Да она ж угорит там! — воскликнул Сергей.

Он набрал побольше воздуха в грудь и шагнул вглубь террасы, где дым немного поредел. Мы с Хобычем увидели, как Сергей схватил полотенце, висевшее на стуле, смочил его в ведре с водой, стоявшем на скамейке, и, приложив мокрое полотенце ко рту, вошел в избу.

— Твою мать! Вот так история! — воскликнул Хобыч.

Я озирался по сторонам, пытаясь понять, куда запропастились Борька и Николай Василич.

Через минуту на улицу выскочил Сергей.

— Черт! Не могу ее найти! — давясь от кашля, промолвил он.

Я выхватил из его рук полотенце, смочил его еще раз и отправился в избу на поиски Серегиной тещи. Зажмурившись и зажав рот мокрой материей, я шарил свободной рукой по полу, стульям и дивану, — в общем, всюду, где мог находиться потерявший сознание человек. Едкий дым выжирал глаза, в горле першило; почувствовав, что еще немного и друзьям придется искать здесь не только Тимофевну, но и меня вдобавок, я бросился на улицу.

— Что же делать?! Что делать? — восклицал Сергей.

И как всегда в таких случаях на помощь пришел Хобыч! Ведь он, так и не закончив Московский автодорожный, перевелся в другой вуз и уже два года как числился студентом педагогического института, надеясь когда-нибудь получить диплом преподавателя географии. К чему я это говорю? А дело в том, что пару раз Толик посетил лекции и на одной из них профессор рассказывал о приключениях какого-то полярника, который, оставшись один на станции, случайно угорел и потерял сознание. Помощи ему ждать было неоткуда, но в короткие мгновения, когда отважный путешественник приходил в себя, он полз к выходу и за два дня сумел выбраться на свежий воздух, отдышался и выжил.

— Так что, — говорил Хобыч, — и Тимофевна выдюжит. Только дым как-то выпустить надо.

Двери были распахнуты настежь, но этого явно было недостаточно.

— Нужно высадить оконные рамы! — смекнул Сергей.

— Не получится. Она их гвоздями забила намертво, чтобы в дом посторонние не залезли! — сообщил я.

— Что же делать?! — в отчаянии воскликнул Сергей.

— Разбить окна, — обреченно заявил Толик. — Другого выхода нет.

— Правильно! — согласился Сергей и, схватив первое подвернувшееся под руку полено, решительно ударил по стеклу.

Осколки полетели во все стороны, звон превратился в какофонию, Аргон прыгал вокруг хозяина и лаял, и когда Сергей добивал стекло в последнем окне, со стороны калитки раздался голос Тимофевны:

— Серенька! Ты что, очумел что ли?!