Питер Кэри - Джек Мэггс

— Бывало.

— Софина и я очень любили грозу. Вам не кажется, Тоби, что гроза похожа на Судный день?

Тобиас отодвинулся подальше в угол сиденья.

— Моя Софина всегда так думала. Послушайте, что она говорила: она считала, что все наши беды это пустяк по сравнению с могучей силой грозы.

Тоби попытался изобразить улыбку, хотя ему стало тошно от этого инфантильного философствования.

— Видите эти облака над Холборном? — продолжал его спутник. — Попробуйте разглядеть в них стариковские лица тех, кто способен заставить дрожать оконные рамы. А вон там тот, кто готов устроить вам хороший фейерверк. Но мы с вами переживем все это, вы и я. Тоби, может быть, вы навестите меня и Генри, когда забудете о боли в ваших руках. Они очень болят?

— Можно терпеть.

— Хорошо, я всегда держу свое слово, ибо мы почти на Сесил-стрит, где миссис Бриттен продает свои знаменитые пилюли. Неужели вы ни разу не видели в газетах ее рекламу? Что ж, я быстро получу эти пилюли и уверен, что вы не сбежите от меня, иначе мне придется рассказать вашей жене весьма печальную историю.

Экипаж остановился, и Джек выскочил из него. Вскоре он колотил серебряной ручкой своей трости в черную дверь.

После короткого спора с кем-то за дверью Джек был впущен в дом. Не прошло и нескольких минут, как он снова занял свое место в экипаже напротив Тобиаса, и извозчику было приказано хорошенько хлестнуть кнутом по лошадям. Когда экипаж галопом выскочил на Кросс-стрит, лицо каторжника все еще не изменило своего странного, словно застывшего выражения: вытянутые щеки и глаза, полные яростного гнева. Тобиас даже испугался, что Мэггсу было отказано в лекарстве.

— Все в порядке, Джек? — не выдержав, спросил он.

Тот быстро сунул руку в карман своего «Великого Иосифа» и вытащил маленькую белого цвета фаянсовую баночку.

Тобиас с испугом посмотрел на дрожащие руки Мэггса, но какая трагедия произошла за черной дверью, он так и не узнал. Мэггс снова спрятал баночку в карман своего пальто.

— Я не могу сегодня представить вашего сына, Джек. Вы меня понимаете?

— Но вы сделаете это завтра, Тоби?

— Да.

— В котором часу утром вы сделаете это, Тоби?

— В десять утра, — уверенно ответил Тобиас.

— А вы не могли бы до этого послать ему мои письма? Ему будет полезно прочитать их, прежде чем мы с ним начнем разбираться с нашей историей.

— Я ничего не могу сделать до десяти утра.

— Вы достаточно хорошо знаете меня, Тобиас, чтобы решиться снова врать мне, — заметил Джек Мэггс.

— Я знаю цену расплаты.

Они молчали всю дорогу до Лембс-Кондуит-стрит, и тут Тобиас понял, что Джек Мэггс намерен выйти из экипажа вместе с ним.

— Джек, мне кажется, что история с леди касается только одного меня. В таких делах не требуется посторонней помощи.

— У меня есть свое дело в вашем доме, Тоби.

— Но это личное дело, Джек. Вы должны верить мне. Я не сбегу, ручаюсь.

— Во-первых, мы должны сжечь содержимое жестяного ящика… — Джек Мэггс открыл крышку фаянсовой баночки и держал ее в руке так, чтобы было видно ее содержимое.

Прежде чем они покинули экипаж, Тобиас успел заглянуть в баночку, надеясь увидеть белые пилюли, какие легко мог себе представить, но вместо них он увидел странные и антисанитарные на вид кусочки чего-то, по цвету напоминавшего виргинский табак.

Генри Фиппс всегда ужасно боялся грома, боялся настолько сильно, что в те далекие дни пребывания под опекой его воспитатель построил немало хитроумных фортификаций, чтобы умерить этот страх.

Его воспитатель по имени В. П. Литлхэйс (тот самый, чье имя упоминалось в известном деле доктора Уолластона), тщательно продумал план создания башен и рвов на той четверти акра лугов, которые примыкали к их коттеджу в Грейт-Миссендене. Насколько создание этого лабиринта было ценным с педагогической точки зрения, можно было судить по тому, что Генри так и не узнал ничего полезного о природе стихий. Что же касается знаний об их магической силе или воздействии, то это оказалось и вовсе ничтожным: молния дважды попадала в ствол старого дуба, стоявшего в центре этих сооружений.

У Виктора Литлхэйса была нежная и беспокойная душа, и если говорить правду, он был весьма суеверен, когда речь шла о том, что есть молния. Несмотря на курс его лекций о Законах природы, большая часть его объяснений таких природных явлений, например, как молния, сводились к тому, что это падшие грешники, предстающие во всей своей наготе пред мстящим всевидящим Богом. Единственным утешением, которое учитель мог дать своему юному ученику, своего рода моральной колыбелью, было тепло и уют его веснушчатых рук. Но Генри Фиппс и этого вскоре лишился. В канун дня рождения, когда ему исполнялся двадцать один год, Виктор Литлхэйс внезапно и необъяснимо исчез из его жизни.

В такой же мокрый полдень, в какой Джек Мэггс вернулся в Лондон, мистер Бакл нанес свой второй визит Генри Фиппсу. На этот раз Фиппс не показался ему ни брошенным юнцом, ни человеком, боящимся грома. Он встретил бывшего торговца и его потерявшего голос адвоката, одетый в форму младшего офицера 57-го пехотного полка. Он стоял перед визитерами, выпрямившись во весь рост, заложив руки за спину, глядя на них свысока и всем своим видом выказывая раздражение и сарказм.

Когда вдалеке послышались раскаты грома, Генри Фиппс чуть сощурился, но ничем другим не выдал своих эмоций.

Мистер Бакл грома не слышал, он был целиком занят той повесткой дня, которую сам составил, и ничего вокруг себя не замечал. Даже военная форма не удивила его, и, разумеется, ему и в голову не пришло, что все это было куплено в состоянии полной паники всего три дня назад.

Мистер Бакл и мистер Мэйкпис, адвокат, уселись рядышком на честерфилдские стулья. Генри Фиппс остался стоять спиной к окну, его ноги странно подрагивали в коленях.

— Могу я спросить вас, мистер Бакл, по какому делу вы пришли?

— Я пришел, — сказал мистер Бакл, — чтобы спросить вас, какое вы приняли решение по поводу вашего благодетеля. — Он хотел бы представить мистеру Фиппсу своего спутника, но Генри Фиппс повернулся к окну и быстро задернул штору. Это несколько смутило Бакла, решившего, что ему в какой-то степени сделано замечание. — Разумеется, это не мое дело, — поспешил добавить он.

— Это верно. — Генри Фиппс зажег спичку и какое-то время занимался лампой. — Это не имеет отношения к вашим делам, однако мне кажется, что у меня уже появился новый благодетель.

— Я никому ни слова не сказал, уверяю вас.

— Нет, вы меня не так поняли. Ее Величество королева стала теперь моим благодетелем, мистер Бакл. Как вы видите, я стал солдатом.

Только теперь Бакл рассмотрел форму. Не будучи знатоком военных форм, он тем не менее смог разобраться, что полк не является престижным, а чин у Фиппса низкий.