Дмитрий Липскеров - Теория описавшегося мальчика

— Чудо, — с восторгом прошептал мальчик.

Дед забрал винтовку и пообещал, что теперь у них будет вдоволь мяса и жизнь наладится. Тем более карманы убиенного просыпались достаточным количеством патронов.

Сняв напоследок одежду с мертвеца, они отправились своим путем, забираясь все выше в горы…

Первое время Ислам ныл, что дорога натирает ему ноги, просил, чтобы дед посадил его вновь на спину, но старик был непреклонен и отвечал, что огненным пердунам на его спине не место…

Теперь дед не совершал промахов вовсе.

Щелк! — произнесла винтовка. Щелк! — повторила она.

У них завелся достаток мяса от охоты и всяких вещичек от подстреленных людей.

Старик обменивал в кишлаках избытки на муку, соль и другие необходимые вещи. А в последний раз ему удалось выторговать кусок мыла, завернутый в журнальный лист.

Дед мыл внука под холоднющим ручьем, падающим откуда-то с небес. Намыливал лысую мальчишескую голову, а когда Ислам заорал: «В глаза попало! Щиплет!!!» — велел терпеть:

— Парень ты или девка!

Потом дед и себя помыл. Ислам до этого времени никогда не видел его голым. Смотрел на старика и удивлялся.

— Наверное, ты не мой дед, — сделал вывод.

— Почему же это?

— У тебя кожа серая, а у меня розовая. — Дед улыбнулся, полоща в горных струях белую бороду. — У тебя на пузе складки, а у меня оно круглое. Так ты не мой дед?

— Твой, — успокоил старик внука. — Просто я старый, а ты молодой. У тебя кровь бежит быстрее, вот ты и розовый, а у меня медленно, потому кожа у меня серая. Я твой дед, не сомневайся.

— А где ты меня взял? — поинтересовался Ислам.

— Ты родился и стал моим внуком.

— А ты тоже родился?

— И я родился.

— Почему же ты мой дед, а не наоборот?

— Может, и наоборот, я твой внук, а ты мой дед.

Произнося эти слова, дед вовсе не шутил. Ислам всегда знал, когда старик шутит над ним.

— Почему тогда ты меня не уважаешь так, как я тебя уважаю?

Дед выжал бороду, вышел на сухое место, встал на колени и поклонился в самые ноги Исламу:

— Уважаю.

Ислам почему-то заплакал. Слезы потекли из глаз полноводно, как ручьи. Он бросился к деду, обнял старика за шею крепко-крепко и зашептал вдохновенно:

— Я люблю тебя, дедушка! Ты мой любимый дедушка!

Дед тоже чуть было не прослезился в ответ, но сдержался. Гладил внука по мокрой голове и приговаривал:

— И я люблю тебя, Ислам! Очень!

Так, переполненные любовью, обнимаясь, они простояли несколько минут, стар и млад, но оба были мужчинами, а потому дух победил сердечные чувства, и оба тотчас принялись готовить обед.

Пока козлиная печень доходила до кондиции, источая несравненный аромат, Ислам расправил журнальный лист, в который был ранее завернут кусок мыла, и спросил, что это за железная птица изображена на картинке.

— Это самолет, — ответил дед.

— Что такое самолет?

— Он летает по небу.

— Как птицы?

— Как птицы.

— Он из перьев?

— Из железа.

— Как ружье?

— Да.

Ислам внимательно смотрел на деда. Старик вновь не шутил.

— А как железо может летать?

— Не знаю. Там, за горами, живут люди, они придумали.

— И зачем этот самолет? — продолжал надоедать Ислам.

— Когда-то он людей перевозит, а когда-то бомбы сбрасывает.

— Значит, человек может летать?

— Человек — нет. А вот самолет, который он создал, может нести в себе людей.

Для Ислама не было никакой разницы. Поедая козлиную печень, сглатывая горячую кровь, он мечтал, как когда-нибудь полетит в самолете и увидит другие миры.

— А ты летал в самолете?

— Нет, — ответил дед. — Зачем?

— Ты не хочешь на нем улететь?

— Хочу, наверное. Но я здесь нужен.

— Для чего?

— Точно не знаю, — дед звучно рыгнул. — Но если я здесь родился, значит нужен.

— И я нужен?

— И ты.

— А как узнать зачем?

— Слушай себя. Научись думать.

— Думать умеют все.

Дед вытер руки о халат. Посетовал, что вещь старенькая, ткань вытерлась, надо обзавестись приличной обновой, а то в кишлаки пускать не будут.

— Почти никто думать не умеет. Всем только кажется, что они думают.

— Что же они делают на самом деле?

— Люди решают ежесекундные задачи.

Ислам уже ничего не понимал. Ему было интересно продолжить, но на полный желудок хотелось задремать на солнышке и валяться просто так.

— Всё, — заявил он. — Не хочу ни о чем думать! Ты всегда говоришь так, чтобы я ничего не понял.

— Когда-нибудь поймешь, — заверил дед.

— Когда?

— Когда-нибудь.

— Ведь ты же до сих пор не понял!

— Ты поймешь.

— Ты старый и мучаешь меня, — обиделся Ислам. Ему захотелось пустить огненную струю, но он испугался стариковского гнева.

А дед уже спал. Хитрый, он опередил его…

Ислам думал о самолете и о желании взять дедовскую винтовку и выстрелить в него. Интересно, долетит пуля? Если железная птица упадет, у них с дедом будет много трофеев и они станут баями. Тогда женщины будут им стирать и пищу готовить. Это хорошая жизнь, заключил Ислам. Зачем тогда думать?

Мальчик заснул. И приснилась ему женщина. Черты лица ее почти невозможно было различить, но Ислам был уверен, что женщина ему улыбается. Во сне мальчику стало очень хорошо, Ислам потянулся к женщине навстречу, руки его почти коснулись ее лица, и он совсем не хотел просыпаться, несмотря на то что откуда-то издалека, из другого мира, до него доносился тревожный шепот деда.

— Просыпайся! — тряс дед внука за ноги. — Вставай!!!

Противный дед. Такой сон не дает досмотреть!

Дед ударил Ислама по щекам.

Мальчик открыл глаза.

— Русская идет, русская!

Ислам никогда не видел деда таким напуганным, а потому сам затрясся, вскочил на ноги и побежал за стариком. Приснившаяся ему женщина растаяла до времени в другом измерении.

Они бежали изо всех сил.

Иногда дед останавливался и стрелял из винтовки. В ответ в них тоже стреляли, но если у деда винтовка говорила «щелк», то у догонявших ружья говорили «та-та-та».

А потом дед стал уставать. Его ноги бежали все медленнее, все больше свинца заливалось в кровь.

— Беги направо! — крикнул старик Исламу.

— Нет, деда!

— Беги!!!

— Нет, деда!

— Ты помнишь: если слева есть медведь, то справа его нет!

— Деда! Как же ты?!!

— Беги, Ислам!

И он побежал. Он помчался что есть мочи, перебирая маленькими ножками по камешкам и валунам, подпрыгивал и спрыгивал, повторяя про себя: «Русская, русская!» Он так бежал, так старался, что портки, сшитые дедом, лопнули по швам и стали мешать. Он скинул их на ходу, приговаривая:

— Справа медведя нет! Медведь слева!

Он поцарапал свою еще нежную кожу. Кровь сочилась из порезов на животе, и ступни ног поранились острыми камнями…

Дед ошибся. Наверное, от старости.