Павел Басинский - Полуденный бес

– Спасибо за угощение! – сглотнув слюну, отвечал Соколов. – Но правда спешу я. Мне, собственно, не в Малютов нужно, а в детский дом имени Александра Матросова. Это на полпути из Москвы в Город.

– Тебя доставят на моей машине.

– Спасибо! Ну тогда можно и закусить?

– За мальчишкой, значит, торопишься… – задумчиво говорил Рябов, толстым слоем намазывая мягкое масло на круассан. – Слушай, Соколов! Зачем он тебе сдался?

Соколов поперхнулся куском осетрины.

– А вам зачем? – вопросом на вопрос ответил он.

Генерал вдруг разволновался и налил сразу по полстакана коньяка себе и капитану. Рюмок и разных стопок мензурочных он не признавал. Говорил, что из них только валерьянку пить.

– За Россию! – сказал генерал.

– Правильно задаешь вопрос, – задумчиво продолжал Рябов. – Странное вышло дело… Начиналось вроде с ерунды, а чем дальше, тем интереснее. Я, Соколов, в органах без малого сорок лет, а с таким запутанным делом еще не сталкивался. Я ведь привык думать, что умнее нас только ЦК партии и Господь Бог. Ан нет! Есть еще кто-то, ужасно вертлявый! И вот, понимаешь, ужасно мне хочется его за шкирку взять! На зятя мне наплевать, – откровенно признался генерал. – В лучшие годы я бы его сам шлепнул.

– А дочь? – спросил Соколов.

– Полинка? Полинке я бы нового мужа нашел. Не этого козлика комсомольского, а порядочного русского офицера. Вроде Платоши…

Соколов взглянул в желтые, ястребиные, смотревшие из-под кустистых бровей глаза генерала и понял, что Рябов не шутит.

– За Платона я как за сына родного переживаю, – продолжал исповедь генерал. – Я душу в него вдохнул, как Господь Бог! Ты знаешь, как в попы посвящают?

– Откуда?

– Мне один епископ подследственный рассказывал. Ставит один поп другого, еще не посвященного, напротив себя и дует ему в лицо. «Да будет на тебе Дух Святой!» Жалко епископа, шлепнули мы его! Он хоть и поп был, а русский человек! И обряд красивый… Правильный!

– Правильный? – не понял Максим Максимыч.

– Как думаешь, Соколов, – зло спросил Рябов, – предаст меня Платон?

– Вряд ли, – честно сказал Максим Максимыч. – По-моему, он к вам привязан, как к отцу родному.

Глаза генерала сверкнули.

– Потому и привязан, что родного отца у него нет. А отца его лично я под расстрел подвел в ноябре тридцать восьмого. Платону тогда восемь лет было.

– И он знает?

– Ты с ума сошел!

Рябов подошел к сейфу, неприметно вмонтированному в стену. Щелкнул дважды, достал папку.

– Дело за номером 126541 на старшего следователя НКВД Платона Ивановича Недошивина. Так, смотрим… Православного вероисповедания… Мать дворянка, скончалась при родах… Отец – царский сенатор, приговорен к высшей мере за участие в контрреволюционном заговоре… Ну и прочее… Если бы Платоша нашел эту папку в нашем архиве (а он искал, мне доложили), он, возможно, застрелил бы меня, а потом сам покончил с собой.

«Это у них мания какая-то, – подумал капитан, – чуть что, с собой кончать».

– Зачем вы мне это рассказываете? – тревожно спросил он.

– Ну ты-то меня не выдашь…

«Попробуй выдай, – подумал Соколов. – И пукнуть не успеешь!»

Генерал положил папку обратно и по новой налил коньяка.

– Что это я всё о Платоне? – сам себя спросил он. – Отвечай, Соколов, что ты знаешь об этом деле?

– Да то же, что и вы, – вздохнул Максим Максимыч. – Кто-то инсценировал убийство под Гнеушева, который зачем-то оказался в Малютове…

– Правильно, – насупился Рябов. – И я догадываюсь, кто этот «кто-то». Я ему яйца-то прищемлю! Да не смотри ты на меня так, капитан… Знаю, о чем думаешь. Мне самому эту девушку жалко. Пострадала почем зря!

– С мальчишкой зачем катавасию устроили? – спросил Соколов. – Для чего такой сложный расчет?

– А проще у нас не могут, – зло усмехнулся Рябов. – Новое поколение пришло, кибернетики, мать их!

Рябов лукаво посмотрел на него и налил по третьей.

– Как думаешь, зачем я тебе мальчишку дарю? Может, ты думаешь, я делаю это из человеколюбия? Думаешь, мне его жалко? Жалко у пчелки знаешь где?

– Так, значит… – ужаснулся Соколов.

– Молодец, догадался! С тобой будет легко работать. Да, капитан! На воробышка твоего, как на живца, мы поймаем того, кто в это дело постоянно путается. Возьмем его за кадычок и посмотрим в его честные глаза при ярком свете настольной лампы!

Соколов схватился руками за голову.

– Так и держали бы его в детском доме! – воскликнул он.

– А он и будет там находиться, но под твоим присмотром. Вырастишь мальчишку на казенных харчах. Тебе повезло, Соколов! Еще вчера тебя могли ликвидировать, а сегодня ты пьешь со мной и можешь сослужить родине службу, за которую тебя потомки будут благодарить. Увы, анонимно!

– Потомки?

– Конечно!

– Так ведь мальчик этот, товарищ генерал, и есть один из них! – почти закричал Соколов, стряхивая с себя наваждение. – Он и будет благодарить! И за то, что мать убили. И что отца своего не знает. И что убийца не наказан, а пьет сейчас где-то, сволочь, такой же коньячок! Нет, генерал! Не буду я больше с тобой за Родину пить!

– Правильно, что не будешь, – не обиделся Рябов. – Негоже к сиротинушкам в пьяном виде ехать, дурной пример подавать. Ты расскажи лучше, не было ли в деле Половинкиной чего-нибудь… как бы это сказать… ну, странного, необъяснимого?

– Было, – согласился капитан, – и Палисадов об этом знает. По первоначальному заключению медэксперта девушка скончалась от удушения, но при этом странным образом потеряла много крови. Между тем на ней не было найдено следов крови. В окончательном заключении, которое делали товарищи из Москвы, этот факт зафиксирован не был.

– Хм… – задумался Рябов. – Как это может быть? И почему Палисадов мне не доложил?

– Вы приказали спустить дело на тормозах? Он и спускает… Я хорошо знаю майора Диму. Он никогда не делает ничего лишнего. Но при этом всё протоколирует лично для себя.

– Вот засранец! – возмутился генерал. – А бывает потеря крови от удушения?

– Бывает, но не в таком количестве.

– Что еще? По лицу твоему вижу, есть что-то еще…

– В ночь убийства в Малютов пришел старец. Говорят, знаменитый в церковной среде, и не только в церковной. Я имел с ним разговор, причем он сам вызвался говорить со мной. Так вот старец сказал, что убийство Елизаветы – это преступление ритуальное .

– Что? – не понял генерал.

– Связанное с каким-то культом. Старик пытался мне это объяснить, но я ничего из его слов не понял и решил, что он сумасшедший. Но когда эксперт сказал о потере крови, я подумал, что старик, может, не совсем сумасшедший. Тогда я познакомился с Вирским.

– С кем?! – Рябов медленно вставал из кресла. – Сказать тебе? Только учти, капитан… После того, что я скажу, мы с тобой будем связаны крепко-крепко!