Кристиана Барош - Маленькие радости Элоизы. Маленький трактат о дурном поведении

Ровно в полдень, задолго до обычного времени, Элоиза и Камилла вернулись домой. Дедуля брился во дворе, прицепив зеркальце к старой липе. Какое имеет значение, где бриться, а запах липы кружил ему голову не меньше, чем аромат роз… Увидев их, возвращающихся так рано, он просто рот разинул. Черт побери, который час? Его прямо-таки взбесила торопливость священника — свинство какое, что ж, теперь уже ни на кого нельзя надеяться?!

Элоиза, швырнув пустую корзинку в помойное ведро, побежала к нему:

— Бабуля такое натворила во время проскомидии, я думаю, она хорошенько схлопочет, Дядюшка Кюре был просто в бешенстве!

Камилла заперлась в спальне. Она топала ногами, дубасила кулаками по стенам, схватила большую хрустальную вазу, стоявшую на комоде, и совсем уж было собралась грохнуть ее об пол, но вовремя спохватилась. Это был подарок Терезы, двоюродной сестры, та придет обедать и не поймет…

В саду Дедуля заканчивал бритье:

— Не смеши меня, Элоиза, я порежусь!.. Ну, так ты подложила осу…

— Да никого я не подкладывала! Просто по дороге в церковь Бабуля отняла у меня половину моих цветов и сказала, что имеет на них столько же прав, сколько и я. Я хотела ее предупредить, понимаешь! Потому что видела, как она вместе с ними схватила огромную спящую осу. Но она сама велела мне: «Заткнись и ни слова!» Ну, и что я, по-твоему, могла сделать? Я и заткнулась, чего мне — спорить, что ли…

Дедуля хихикнул.

— А дальше как было — оса проснулась?

— Естественно! Еще как проснулась! Очень даже проснулась! Только Камилла, эта воровка, открыла свою сумку перед сбором пожертвований, когда уже двинулась процессия, мы как раз взялись за свои корзинки, — представляешь, оса и вылетела на свободу.

— И ужалила ее?

— Ха, еще бы не ужалила! Надо было видеть: бабка орала как резаная, прыгала на месте, оса вилась вокруг — жуткий шум поднялся, прямо ад кромешный! Ее пришлось выволочь наружу, и ей в глотку влили мелиссовой воды! Я все слышала своими ушами, я как раз вела детей и — нет, ты представляешь, Дедуль! — она после этого пошла причащаться, эта дрянь! И даже…

— Элоиза, кончай ругаться, не беси меня! И даже — что?

— Сахар с водкой! Она ка-ак проглотит его, представляешь! Она, которая не давала мне поесть перед мессой, хотя мне еще даже и к причастию ходить не положено! Ну, я все рассказала Эме, а она уже — всем остальным. Вот почему мы вернулись так рано: Камилле не хотелось объясняться со своими подружками, которые жужжали не хуже целого осиного гнезда. Ой, Дедуля, до чего было весело! Когда такая месса, это просто ужасно здорово!

Прошел час. Прибыла кузина. Застав их такими веселыми, обрадовалась и сама: до чего прекрасно, когда все хорошо у родных! Кузина Тереза — кожа да кости, маленькая, юркая, как волчок. А Дедуля шепнул: «Вот посмотришь, что она после десерта выделывать начнет». Пока же Тереза расцеловала всех и протянула Элен большой, плохо перевязанный пакет: «С днем рождения, красавица моя!» Сразу же после этого она накинулась на свою обожаемую Элоизу и битком набила ей карманы конфетами. Элоиза стоически поблагодарила, но не преминула лягнуть при этом Ритона, который вопил: «Это я их буду есть, Ритон слопает их все до одной, Лоизины конфеты, Лоиза терпеть не может сладкого!»

Камилла появилась на пороге в тот момент, когда Элен, раскрасневшаяся от радости, бросилась на шею Терезе: «Какая же ты прелесть, кузиночка! Мне он всегда так нравился!»

— Потому его тебе и дарю, детонька. По крайней мере, он будет теперь принадлежать кому-то, кому нравится.

— Что-о?! — завопила бабуля Камилла, увидев, что эта подлая Тереза подарила невестке тот самый ликерный набор — дивный, дивный, резного хрусталя! — о котором она, Камилла, мечтала уже тысячу лет. — Этой стерве… Ах, Тереза, ты же мне его обещала, мне! Скажешь нет? Не обещала?

— Ни-ког-да в жиз-ни! — отчеканила Тереза. — Да и зачем он тебе, если ты все равно не пьешь ничего, кроме уксуса?

Дедуля протянул маме розы, незаметно сунув в руку невестки маленький медальончик слоновой кости и тихонько сказав: «Он твой, только припрячь хорошенько, если она увидит, нам несдобровать…»

Когда пришел Дядюшка Кюре, Тереза и Бабуля обменивались нежными словечками на кухне, Дедуля ворчал себе под нос, что, оказывается, все женщины — зануды хуже некуда, а папа, скрывшись в гараже, старательно накачивал шины своего велосипеда: они были почти сплошь дырявые. Надо бы попросту купить новые, но папочка такой же скряга, как его мамаша! Что до мамы, то она, насвистывая и подмигивая Элоизе с заговорщическим видом, расставляла цветы по вазам, а когда пришел Дядюшка Кюре, расцеловала его в обе щеки и воспользовалась этим, чтобы шепнуть ему на ушко, что в доме — настоящее осиное гнездо!

Наконец сели за стол. Одна Камилла стояла как вкопанная и лицемерно удивлялась:

— Это как понимать? У нас сегодня не молятся, что ли, перед едой? Вот это новости!

Тогда Дядюшка Кюре тоже встал, нежненько так взял Камиллу под локоток, вывел в сад и там — ка-ак заорет:

— Камилла, ты сегодня плюнула в лицо всем на свете — помешала евхаристии, да к тому же еще и причастилась, как я узнал, после того, что… ладно, я думаю, ты понимаешь… Так вот. Это ты совершила все эти действия, которые должны были тяжким грузом лечь тебе на совесть и не подпустить к причастию, так что тебе следовало бы заткнуть свою пасть, дрянь ты этакая!

Потом он вернулся в столовую, подвел Камиллу к ее месту: «Помни — когда я ем, я глух и нем!..» А потом рухнул на стул:

— Уф, вот теперь я чувствую себя куда лучше! Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении… Благослови, Господи, эту пищу и ту, которая ее приготовила, и ту, которая ее не готовила… Благослови и тех за этим столом, кто нуждается в Твоей помощи, чтобы переносить эту последнюю, аминь! А теперь, Элен, вот тебе подарок! Погодите-ка жевать… — Дядюшка Кюре достал из кармана маленький пакетик. — Вот… по-моему, тебе сегодня тридцать два исполнилось? Теперь — жуйте дальше… — И, обращаясь к Элен, он добавил тихонько: — Этот старинный браслет принадлежал моей матери… Ну кому мне было его подарить, если не тебе?

— Браво! Браво! Я тоже так думаю! — воскликнула Тереза с бокалом в руке. — Твое здоровье, Элен!

Элоиза, уткнувшись носом в тарелку, прошептала Ритону:

— Глянь, а Бабулька-то еще злей осы!

И Ритон, болтая в своей чашке ложкой, так что брызги летели во все стороны, завопил:

— Оса! Оса! Ритон рад! Ритон рад!

Что за прелесть эти воскресенья!

Мама с Бабулей кричали друг на друга. В Параисе это не было исключительным событием, наоборот, превратилось в обычай. На этот раз причиной ссоры было не отношение к папе: «Вы обращаетесь с ним не так, как он того заслуживает, дочь моя!» И даже не Дедуля: «Это мой муж, а не ваш, и я его кормлю так, как мне угодно!» — «Уж конечно, сразу заметно, что вам угодно его голодом уморить!» И совсем не Ритон: «Ах, он вас укусил, Бабулечка? Ну, так не надо было щипать его до синяков! Что же до Элоизы, то это прелестное дитя вообще никогда не создает никаких проблем», — объявила мама, даже не дождавшись, пока Бабуля сама затронет эту скользкую тему.